Kristina Kallas. Фото: Oliver Tsupsman
Интервью RusDelfi с лидером партии Eesti 200, доктором наук, бывшим директором Нарвского колледжа Тартуского университета Кристиной Каллас.

Далее...



Чем вы сейчас занимаетесь? Вы работаете только председателем партии?

Нет, я еще преподаю. У меня в Нарвском колледже Тартуского университета осталось 0,2 ставки, потому что, когда я была директором, у меня было 0,8 ставки руководителя и 0,2 — научного сотрудника, так как на административной должности нельзя участвовать в грантах. Я закончила контракт директора, но научная работа осталась.

Всю прошлую неделю я была в Латвии. Сейчас занимаюсь изучением образования национальных меньшинств в странах Балтии. Также преподаю политологию в Нарве и в Тарту.




У меня сейчас 50% времени занимает политика и 50% — научная работа. В партии самое главное — выстроить организацию. До выборов у нас было только 4 месяца, летом мы отдыхали и с осени потихоньку продолжаем. Строим региональные организации, я была с официальным визитом в Вильянди, на Сааремаа, в Ида-Вирумаа. Ищем человека, который будет заниматься коммуникацией партии, общаться со СМИ.

Есть такое ощущение, что сейчас из Eesti 200 только вам интересно заниматься политикой.

У нас в партии нет профессиональных политиков. Люди занимаются бизнесом, работают на своих местах. Прийт Аламяэ руководит огромной корпорацией (Nortal AS, — прим. ред.). У него нет времени писать пресс-релизы, но он участвует в собраниях. Я единственный человек, кто получает зарплату от партии.

Сколько получаете?

1400 евро в месяц. Наверное, меньше всех среди других лидеров партий. Это для меня не карьера, а моя миссия, которую я продвигаю. Я хочу, чтобы в Эстонии были изменения. Какая зарплата — второстепенный момент.

Вашей политической силе в год государство выделяет 100 000 евро. В партии сейчас все хорошо с деньгами? Ищете спонсоров?

Мы сейчас не привлекаем инвесторов. Сейчас это не так важно. Тратить деньги в межвыборный период не нужно. Люди работают в штабах бесплатно, на энтузиазме. Деньги на ручки и листовки не тратим, если что-то делаем, то это, в основном, реклама в интернете.

Когда были выборы, мы просили деньги, они все потрачены. Сейчас государственной поддержки абсолютно хватает. Через год, когда будут выборы, тогда уже хорошо было бы иметь договоренности о финансировании. Но сейчас еще рано, мы не в парламенте, не продвигаем законы, для инвесторов 2021 год — это очень далеко.

За счет чего вы сейчас опережаете партию Isamaa по рейтингу? (В январе рейтинг не представленной в Рийгикогу партии Eesti 200 составил 8%, а правительственной партии Isamaa — 7%).

За счет надежды. Люди надеются, что есть возможность привлечь в политику новых людей, специалистов. В парламенте сейчас — только старые партии. Даже EKRE, официально созданная в 2012 году, переняла Rahvaliit (Народный союз Эстонии, — пер. ред.). Они, как мы, не строили партию с нуля. Они взяли старую партию, ее членов и немного переделали. (В марте 2012 года в ходе объединения Народного союза Эстонии и Эстонского национального движения родилась Консервативная народная партия (EKRE) — прим.ред).

Плюс последние два месяца мы не занимались политикой, а высказывались по своим темам: школы и возможность людей влиять на политическую ситуацию.

Мы считаем, что нужно поднять дискуссию о том, как вписать в закон возможность с помощью референдума снять власть, выдвинуть вотум недоверия власти. Например, если больше половины жителей Эстонии заявят, что они не доверяют парламенту, то Рийгикогу расходится и объявляются новые выборы.

Теперь что касается школ. Сейчас у многих школ есть крепкая община — родители, педагоги. В настоящий момент, если местное самоуправление хочет уволить директора, то оно по закону не обязано учитывать мнение местной общины. Нет обязанности учитывать мнение учителей, родителей. То есть они могут уволить директора по политическим мотивам либо перед выборами поставить политически удобного руководителя. Есть много примеров. Самый ужас — в русских школах Ида-Вирумаа.

Из государственной гимназии в Кохтла-Ярве за эти полгода ушло 43 ученика. Недавно директор Хендрик Агур и учителя школы озвучили некоторые правила: нельзя сидеть на полу в коридоре, а есть второе блюдо можно только вилкой и ножом.

Во первых, посмотрите статистику других гимназий Ида-Вирумаа, и вы увидите, что из других школ уходят чаще. Например, Нарвский Языковой лицей заканчивают лишь 60% из тех, кто пришел в 10 классе. 40% уходят. И 43 ученика из 390 — это меньше, чем 40%. Это нормальный процесс. Стоит учитывать, что там взяли учиться абсолютно всех, без конкурса. И если 43 ученика решили, что это не для них, это нормально. Да, надо подумать, почему, но это не трагедия. Гимназию, как и университет, у нас не обязательно заканчивать.

Согласно статистике Министерства образования и наук, Нарвский Языковой лицей заканчивают 61.2% от тех учеников, которые пришли в 10 класс. То есть, например, из 100 человек, пришедших в 10 класс — 61 закончил гимназию. Для сравнения, нарвскую гимназию Солдина заканчивают 75% учеников, нарвскую гимназию Пяхклимяэ 87.5%, таллиннскую гимназию Эхте 74.3. В среднем по Ида-Вирумаа этот показатель равен 77.2%, по Таллинну 76.9%, по Эстонии 79.8%.

Но в Кохтла-Ярве ведь только одна гимназия на весь город.

Высокие требования вполне уместны. Директор школы Хендрик Агур точно знает, что делает. Он руководил таллиннской элитной гимназией Густава Адольфа. Он хорошо знает, что ученики должны уметь в 10 классе и как должны себя вести. И если поведение не соответствует тем стандартам, к которым он привык, то он старается эти стандарты поднимать. Это трудно. Но если они сейчас это пройдут, то им будет легче и в университете, и на рынке труда — конкурентоспособность вырастет в разы.

С одной стороны, представления руководства школы о культуре организации, традициях, поведении могут отличаться от тех, что были приняты в Кохтла-Ярве раньше, но это учреждение, в которое ты приходишь добровольно.

Повторюсь, это единственная гимназия в городе. Там просто нет выбора.

Среднее образование у нас не обязательно. В Тарту у вас тоже выбор — только Тартуский университет. Вы же не жалуетесь, что у вас рядом нет университета, который вам больше нравится. Это не так. Либо ты подходишь Тартускому университету, либо ты там не учишься. Если люди не хотят дотягивать до стандартов, то это их выбор.

Но большая проблема в уровне знания эстонского языка. В 10 классе подростки учатся полностью на эстонском, в 11 и 12 — по системе 60/40. Я думаю, это слишком резкий переход. Можно было бы сделать переход более плавным. Это все было очень быстро. Хендрик пришел в школу в марте, а в сентябре уже началась учеба. Он не был готов. В целом руководство не было готовым к тому, что на самом деле они будут заниматься не предметами, а обучением эстонскому языку. Директор потом сам сказал, что учителей эстонского языка не хватает, так как на самом деле обучать эстонскому пришлось в два раза больше, чем они планировали.

Агур пришел из Таллина. Абсолютно не понимая особенность Ида-Вирумаа, где выпускник 9 класса с пятеркой по эстонскому в аттестате вообще ничего не понимает по-эстонски. Это реальность. Я это очень хорошо знаю.

У вас тоже были такие ситуации?

Да. Я прихожу в Нарвский колледж, начинаю руководить, потом подходит педагог и говорит, что не может перевести предмет на эстонский язык, так как в классе ни один студент не понимает по-эстонски. Я спрашиваю: "Как?" Они закончили 12 классов, у них B2, они поступили в университет.

Я должна была заниматься исправлением ошибок гимназий, преподавать не только предмет, но и язык. Многие не выдержали этот стресс и так же ушли. Я бегала по Тарту и искала дополнительных учителей. И я понимаю Хендрика, он оказался в такой же ситуации, когда пятерка в аттестате вообще ничего не говорит о знаниях.

К ученикам из Ида-Вирумаа нужно более снисходительно относиться, или так же, как к таллинским школьникам?

Планку снижать нельзя. Но наша обязанность помогать им. Предлагать дополнительные возможности, понимать их. И я видела, как ученики растут, как они довольны, что сдали на С1. Очень важно понять, что в Нарве нельзя обходиться со студентами так же, как и в Тарту. Нужно понимать стресс учеников.

Была ситуация, когда эстонцы в Нарве приходили учиться на педагога в многоязычной школе. У нас в программе некоторые предметы были на русском языке. Они заходили ко мне в кабинет с протестом: "Почему мы должны учиться на русском?" Я им говорила: "Вы идете преподавать детям на языке, который для них не родной. Вы должны эмоционально понимать, каково им. Для этого нужно самим пройти этот процесс, чтобы понять их".

Значит Хендрик Агур не почувствовал это?

Да. Но он не мог этого понимать, так как он абсолютно из другой культурной среды. Когда я с ним говорила в ноябре, он уже это понял. Я общалась с их завучем, она тоже говорила, что теперь они будут искать дополнительных учителей эстонского языка. Они поняли, что они не были готовы к тому, что их дети не будут владеть государственным языком.

Возникает вопрос к другим кохтла-ярвеским школам. Почему у учеников нет В1? Почему мы не спрашиваем с директоров основных школ? Получается, что там неадекватно оценивают знания школьников.

Тут напрашивается вопрос: а как вы собираетесь объединить русские и эстонские школы? Если у одной небольшой гимназии уже такие проблемы. Люди не готовы, хотя там работает опытный директор. Как получится сделать это по всей Эстонии?

Вы хотите, чтобы все случилось сразу. Такого не бывает. Тем более, когда создается ситуация, в которой и русские, и эстонцы никогда не были. Все должны были выйти из зоны комфорта. Это нормальный процесс. Как сказал один профессор, внутри интеграции уже есть конфликт, поэтому она без него не пройдет.

В контексте нашей идеи очень важно, кто директор школы. Как он видит разницу культур. Мое личное мнение, что преподавать нужно на нескольких языках. На эстонском, русском и английском, например. Да, эстонский должен доминировать. Но поддержка родного языка дает толчок к обучению эстонскому. Обучение на иностранном языке тоже. Какие пропорции — уже вопрос для дискуссии.

Также важны традиции. Школы должны считаться с культурой нацменьшинств, праздниками. Не только с государственными праздниками, но и с другими, например, масленицей, православным Рождеством.

Если мы забудем все русские традиции и будем считаться только с эстонскими, то национальная идентичность ребенка в этой школе не будет поддержана. Он будет чувствовать себя некомфортно, потому что вдруг окажется, что быть русским — странно. Очень важно обратить на это внимание. Это важно именно для русских детей, потому что у украинцев нет таких проблем.

Почему у украинцев меньше проблем?

Как научный работник я много занималась этой темой. Проблема в Эстонии не в отношениях с нацменьшинствами в целом, а в отношениях с Россией. Так как ”русский” для эстонца означает ”Россия”, то у эстонцев включается вопрос государственной безопасности, понятия ”врага”.

У эстонских школьников тоже?

Подсознательно это есть. Если дома говорят, что русские напали, родители же не говорят, что это сделала советская армия, в которой могли быть украинцы, белорусы, казахи. Когда ребенок идет в школу, то ребенок понимает, что украинец ничего плохого не сделал, а вот русские… Родители могут говорить про Путина, Россию, даже не задумываясь, и у детей вырабатывается связь.

В эстонских семьях действительно так говорят?

Конечно, говорят. Но они не специально это пропагандируют. Часто люди об этом даже не задумываются. Просто термин ”русские пришли” в эстонской речи очень часто используется. Моя эстонская бабушка мне всегда говорила: когда русские пришли, мне было 15 лет, и они делали это и это. То есть она не говорила, что советская армия вошла, там ведь могли быть и украинцы. Конечно, дети берут это с собой в школу. Это есть.


Муниципальные выборы 2021 года

Кто будет кандидатом в мэры Таллина?

Пока не могу сказать.




А вы где будете? В Нарве?

В Нарве точно нет. Меня с этим городом связывает только колледж. Или в Тарту, или в Таллине.

Какой план на муниципальные выборы?

У нас будет три пункта, которые очень важны. Образование, развитие школ. Экономика, предпринимательство, дороги, транспорт. В Тарту еще можно развивать велодвижение, в Таллине этим заниматься слишком поздно. И вопрос вывоза мусора — на следующие 10 лет это будет самая главная проблема. Мы хотим создать систему, в которой город мог бы сам перерабатывать отходы и потом из них создавать что-то новое.

Если бы я сейчас пошла в бизнес, то я бы создала робота, который сам перерабатывает мусор. Чтобы он был в каждом доме, как стиральная машина. Это сложно. Но и посудомоечная машина тоже казалась утопией.

Взяли бы Грету Тунберг в Eesti 200?

Конечно. Всегда ждем активных молодых людей. Они борются за будущее. А мы партия, которая смотрит вперед, а не назад. Грета смотрит далеко вперед, борется за свое будущее, она понимает, что если не будет делать это сейчас, то в 40 лет никакого будущего уже не будет.