Утро выдалось пасмурным, как и предполагали ушлые на предположения спецы из 7-го отдела. Наружное наблюдение уныло промокало вдоль всей дороги из аэропорта, пряча под прорезиненные галстуки рации. В аэропорту тщетно принюхивались замаскированные под немудрящих дворняжек еще те псы с еще той выучкой и родословной. Напичканные аппаратурой кадки с фикусами зря мотали пленку. Штатные сотрудники валялись по углам с красными носами, вприпрыжку носились в детских платьицах или молча листали выданные на складе экипировки пожелтевшие газеты. Поскольку операция проводилась не рядовая, раз в десять минут из старательно заплеванной урны показывалось лицо самого подполковника Злояйцына. Подполковник оценивал мгновенным взглядом обстановку и скрывался в урне, неслышно опуская подпружиненную крышку. Все ждали. Ждали долго. И время пришло. далее...


— Рейс 4410 из Нью-Йорка совершил посадку! — многозначительно прокуковало радио и громко задышало, забыв отключиться.

— Приготовились! — буркнул в лацкан Злояйцын. Двое пьяниц, не сговариваясь, встали и неуверенно побрели друг к другу с тем, чтобы столкнуться точно на середине пути. Морщинистая и несколько потертая девочка высморкалась в платьице, незаметно сунула мячик под сиденье и оглушительно разревелась. Кадки загудели в полную силу, а одинокие брюнеты стали томно обмахиваться газетами справа налево. "Моя школа!" — хвастливо подумал Злояйцын, осматривая в перископ слаженную работу всех сотрудников.

Объект, американский шпион средней руки, прошел таможню с высоко поднятой головой и эдоровенной белозубой улыбкой. Последняя держалась на нем уже сутки и помогала хранить спрятанные за ушами фотокамеры. "Индюк!" — неприязненно подумал Злояйцын. — "Жабий сын! Опять инструкции под трусами везет. Взять мы тебя возьмем, а вот в потрохах у себя копаться сам будешь. А не то пургеном угостим, как в прошлый раз."

Улыбающийся двухметровый заморец прошел через зал, оглянулся, пнул одну из кадок и скрылся в туалете, из которого вышел через пять минут в виде маленькой злобной старушки с тремя пустыми бутылками в сетке. Старушка навскидку обматерила давно уже не существующую советскую власть и пошла по проходам, вытаскивая из-под кресел бутылки. "Штамп," — подумал Злояйцын. Волосы его под фуражкой встали от презрения дыбом. — "Никакой выдумки! Одно и то же, за что только конгресс деньги платит!"

Он был неправ. Он, конечно, знал, что в одной из бутылок будет свернутое в трубочку донесение какого-то христопродавца из Генерального штаба, что донесение будет липовое, что американца возьмут за обе щеки с поличным, и всем отвалится премия и отпуск. Но он не знал другого. Он и представить себе не мог, что нынче же утром, за час до прилета, из игры выйдет майор Погремушкин, который, собственно, и должен был поставить точку во всей операции. В его обязанности входило нечаянное столкновение со старушкой в проходе, пьяная драка и получение от старушки сотрясения мозга и множественных ушибов. Без такой инсценировки и скандала операция могла стать рядовой, а это помешало бы планам недавно организованного при контрразведке отдела по связям с прессой. Подполковник Злояйцын глядел на часы, ожидая, когда Погремушкин появится со стороны аптечного киоска и, якобы встретив двух пьяных корешей, поматерится с ними о погоде, а затем в недопустимых выражениях попросит у старушки закурить. Но Погремушкина не было и не могло быть. Наученные горьким опытом аналитики из Лэнгли внесли коррективы в свою новую заморочку. От имени несуществующего дядюшки они послали Погремушкину большущую посылку, в которой были уложены заботливо перевязанные ленточками пакеты со сладостями, три плюшевых мишки разных расцветок, маленький барабан, Микки Маус, Буратино, набор автомобильчиков и переводные картинки. Ловкий ход удался. Ошалевший от такого внимания майор тут же впал в детство, забыл обо всем и теперь катался на пухлой румяной лошади в парке атттракционов. Поминутно он звал маму и заливисто хохотал, когда добродушная лошадь наступала на клювы надутым голубям.

А тем временем быстроногая старушонка выудила из-под дивана нужную бутылку и, подпрыгивая на поворотах, поскакала к туалету. Там ее уже ждали семеро. Канализация давно была перекрыта и звенела осторожными шагами и негромкими разговорами. Ясноглазые мужики из Службы достоверной информации собирались тихо, без шума взять американского агента и отнять кусок хлеба у своих коллег-конкурентов. Это Злояйцын понял еще вчера, когда увидел, что туалетная бумага лежит в ведре не в том порядке, в каком он ее оставил, а унитазная крышка заперта изнутри.

Напрашивался худший вариант развития событий. "Хрена, а не премию!" — подумал подполковник, зло сжимая в руках пульт управления урной. — "Еще одного хрена, а не отпуск! Гнида Погремушкин, опять опоздал!"

Все шло насмарку. И опять из-за Погремушкина. Во всем шестом управлении ему не было равных по сумме порочных наклонностей. Он много пил, был болтлив, забывчив, редко и плохо стрелял даже из учебного водяного пистолета, говорил глупости из любого положения и, кроме того, таскался по таким бабам, лица которых на снимках для компроматной папки выглядели одной и той же синюшно-размытой харей. Фотограф из отдела компрометации клялся и божился, что бабы разные, а компьютер выплевывал фото обратно с резолюцией "Пол и возраст не установлены". Но все эти сплошные и очевидные минусы с лихвой перекрывались одним могучим плюсом. В задумке, организации и проведении скандала Погремушкину не было равных во всем пространстве между полюсами. У начальства теплели глаза, когда оно вспоминало, с каким искусством был состряпан скандал в Иордании, когда срочно потребовалось смешать с песком одного упрямого шейха. На официальном приеме, во время дегустации, из роскошной шейховой чалмы вдруг с писком поднялись отлично сработанные ветвистые телескопические рога, из-под фалд выстрелил веревкой дурацкий хвост с помпоном на конце, подсвеченные непонятно откуда уши мгновенно окрасились в ярко-зеленый цвет, а с брюк на ботинки закапала характерного запаха жидкость. Дабы все происшедшее на глазах у гостей нельзя было назвать шуткой, через три секунды после срабатывания спецэффектов Погремушкин довершил дело сам. Он забрался на стол, откуда, пользуясь дипломатической неприкосновенностью и общим опупением, сказал речь о достоинствах шейха как политического деятеля. Трогая указкой то хвост, то рога последнего, ловкий майор говорил о том, что нельзя доверять судьбы мира людям с такими ушами, о том, что политика не любит мокрых штанов и "Поглядите, господа, чем испачканы его усы! Это же за пределами съедобного! А знаете, за что его ненавидит весь гарем?.. А слышали ли вы, на какие звуки он способен в одиночестве? А хотите глянуть на видеозапись его беседы с четырьмя юношами и одной овцой?.." За удачное по месту и времени перечисление собственных пороков майор получил из рук толстого секретаря вручавшийся доселе только главам государств орден "Дружбы народами", был трижды целован, дважды обнят и навечно овеян прочным служебным иммунитетом.

"Завалили дело..." — еще думала устало голова подполковника Злояйцына, а его крепкие руки уже откинули крышку урны, и луженая глотка орала сиреной во все концы зала ожидания:

— Пожар! Убивают! Держи бабку! Сироту ограбили! Наших бьют!

Это был экспромт. Времени на принятие разумного решения не оставалось, бабка уже тянула лапу к дверной ручке, двое пьяниц были слишком далеко, а девчонка запуталась пальцами в приклеенных косичках и глупо дергала локтями.

— Врешь! Я честная бабка!! — взвизгнула старушонка, вцепившись каблуками в кафель и резко дергая дверь на себя. И в этом была ее ошибка. Умные головы в Лэнгли предвидели такую ошибку. И заблаговременно предупредили своего агента. Но агент был сбит с толку и глаза его были выпучены так сильно, что искажали общую картину ситуации. В России не принято делать резкие движения там, где ходит и плюет на пол много народу. Валясь навзничь, неплохой в целом агент допустил вторую ошибку. Он продолжал держаться за ручку двери. Последняя легко оторвалась и оглоушила бабку с таким треском, что у ближайших кадок полетели предохранители. Остальное было делом техники. Справившаяся с косичками девчонка подбежала к старухе, запихнула ей мячик под мускулистый живот и с криком "Отдай, отдай!" залилась слезами. Подошедшие пьяницы упали рядом, натянули дверь на себя и задергали ногами, изображая невинно пострадавших трезвенников.

— Что с вами? — с деланной заботой спросил бабку вмиг очутившийся рядом подполковник. Взгляд его как бы случайно наткнулся на выпавшие из бабкиных карманов два гранатомета, термос, черные очки и зацелованную до неузнаваемости фотографию американского президента. Злояйцын выпрямился и негодующе глянул на опустившего глаза агента.

— Так вы не бабушка?! — с гневом воскликнул он и, не вынеся разочарования, отвернулся. Через зал к месту происшествия уже летели корреспонденты, комментаторы и адвокаты. Фонили микрофоны, вспыхивали вспышки, в туалете сработал сливной бачок, и гулкие шаги, удаляясь, дополнялись угрюмым молчанием.

— Не боись, дьявол! — подмигнула пойманному агенту девчонка. Она шлепнула его мячиком по голове и поцеловала в носик. — Мы кадры ценим. На жвачку тебя потом обменяем.