В Эстонии сейчас почти 125 классов можно составить из детей, которые не ходят в школу. Как правило, эти дети из-за бедности подвергались в школе унижению, что и вынуждало их бросать ее.

Большинство из них становится объектом внимания общественности только благодаря криминальным новостям, и при этом вызывает всеобщее удивление факт, что у этих ребят может быть всего четыре класса образования.

Далее...



«По моим данным, в Эстонии примерно две тысячи детей школьного догимназического возраста, которые значатся в Регистре народонаселения, но которых нет в списках ни одной школы в Эстонии. Конечно, есть среди них те, кто вместе с родителями уехал временно за границу, но большая часть - те, кто просто в один прекрасный момент покидает школу и исчезает. Государство и общество забывают о них до тех пор, пока дело не доходит до криминала», - говорит депутат Рийгикогу Мярт Сультс, проработавший долгие годы директором гимназии.


В первый класс в 23 года

В середине марта Сультс представил министру образования и науки Юргену Лиги запрос о том, почему правительство не предпринимает шаги для поиска т.н. пропавших детей.


«Даже один пропавший ребенок – это очень много, - считает Сультс. – А у нас их тысячи! Эстония – государство возможностей, потому что здесь все возможно. В том числе, и потерять человека. Этих детей и не хотят находить, поскольку, возвращение их в лоно образования - дело хлопотное, требует и материальных затрат, и больших усилий. Если их найти, потребуются опорные услуги, ведь дети отстали. Им зачастую нужна логопедическая и психологическая помощь. И что еще важно: если бы школы не тянули своих двоечников почти насильно до окончания хотя бы основной школы, «пропавших детей» было еще больше».

Как сообщил Урмас Садам из Таллиннского департамента образования, в начале нынешнего учебного года в первый класс не явились 259 детей. Когда департамент начал их разыскивать, то получил 133 ответа, в большинстве из которых сообщалось, что дети пошли в школу за границей. А по поводу остальных, более чем сотни детей, ответ вообще не поступил, и осталось неизвестным, где они. «Эта цифра довольно стабильная, - отмечает Урмас Садам. – Мы ежегодно не получаем сведений примерно о 130 детях, достигших школьного возраста. Если помножить на количество школьнообязанных лет, то получим весьма солидное число пропавших детей – только в Таллинне больше тысячи».

Мярт Сультс вспоминает, как три года назад в гимназию для взрослых пришла 23-летняя цыганка. Когда стали определять, в какой класс она должна пойти, не удалось обнаружить следов хотя бы одного дня, проведенного ею в школе: «Вы спросите: как это возможно в цивилизованной Эстонии? И конечно, будете утверждать, что это единичный случай. Увы, совсем даже не единичный».

Зачастую это явление связано с тем, что семья не в состоянии справиться с проблемами выживания. Но руководитель Пеэтельского социального центра Мати Синисаар не спешит «вздергивать» таких беспомощных родителей на виселице осуждения: «Мы рассматриваем все только с точки зрения интересов ребенка и не беремся судить родителей. Беспомощным родителям надо помогать. Если матери не удалось получить образование, то его часто не получают и дети. Круг замыкается. И его нужно разорвать. Но для этого необходимы понимание и поддержка, причем, вовремя».


Государству все равно

Синисаар рассказал о живущей в крайней бедности матери, которая вовремя не записала ребенка в школу, поскольку ее дети жили обособленно и их навыки общения были близки к нулю. Во втором случае очень милая девочка ушла из школы, когда училась во втором классе, потому, что дома царили беспорядок и грязь и от нее, несмотря на красивые платья, воняло так, что одноклассники задразнили ее. В третьем случае мальчик-подросток перестал ходить в школу, потому что у него не было сменной обуви, и мать просто была не в состоянии ее купить.

Такова, по мнению, Синисаара, современная Эстония, точнее та часть Эстонии, которую упорно не желают видеть на Вышгороде.

«Счастье, что все упомянутые дети были возвращены в школу, но не благодаря государству, а благодаря Пеэтельскому социальному центру, который и сам от государства до сих пор не получил ни одного цента поддержки и всю работу ведет только на пожертвования добрых людей», - рассказал Мати.

В первом из приведенных выше случаев, семья жила в квартире, где зимой часто не было воды и не работала канализация, потому что промерзали трубы. Поскольку мать жила там практически всю свою жизнь, то считала это нормальным. У нее было пятеро детей, старший из которых – уже взрослый.

Поскольку этот сын в свое время бросил, не доучившись, основную школу, то у него были трудности с тем, чтобы найти работу, что привело к серьезным проблемам.

«Мать решила, что раз мир так жесток и неправеден, то она защитит от него двух своих младших, и даже в детский сад их не пустила, - рассказывает Синисааар. – Почти все время они проводили просто в комнате. Когда мы попытались с ними поговорить, они залезали под стол или под кровать, кричали и плакали от страха. Мы их, в конце концов, устроили в детский сад, они походили туда пару недель, а потом мать их забрала, объясняя это тем, что они не справляются с тем, что нужно делать в детском саду».

На самом деле, этих детей дразнили, над ними издевались другие дети, что отбивало всякую охоту ходить в садик. Да и старшему ребенку по возрасту уже пора было в школу.

Ситуация стала быстро улучшаться, когда дети стали вместе с другими ребятишками из социального центра ходить плавать, участвовать в других мероприятиях.

Сейчас с этим семейством уже все почти в порядке – оно получило новую квартиру, мать работает, старшая девочка закончила школу и тоже работает, двое младших учатся в школе. Только старшие братья по-прежнему числятся в «пропавших».


Ребенок воняет

«Во второй истории речь идет о семье из шести человек – две бабушки, мать и отец и двое детей, которые жили неподалеку от центра города в полуразвалившемся доме. Все шестеро ютились в одной комнате. Туалетом служил коридор. Система водоснабжения была собственного изготовления, электросеть работала «по праздникам». А, в конце концов, дом еще и загорелся», - рассказывает Синисаар.

«И вот, девочка из такой семьи ходила в школу. Утром выходила с заплетенной косичкой, красиво одетая – одна из бабушек о ней заботилась. Когда ребенок шел по улице, можно было решить, что с ним все в порядке, но он нее веяло неприятным запахом... Со второго класса начались проблемы – девочка отказывалась идти в школу, стала бродяжничать. Да и с каким чувством она должна была появляться из холодной вонючей квартиры в школе, где ее все дразнили. А могла ли она пригласить кого-нибудь к себе на день рождения?

После того, как дом загорелся, дети оказались в Пеэтелевском центре и стали нормально ходить в школу и детский сад. Норвежская церковь арендовала для них и бабушки квартиру. К сожалению, мать и отец исчезли из их мира – из-за наркотиков. А дети оказались даже очень способными», - поведал о конце истории Мати.

Но чаще всего проблемы со школой возникают в переходном возрасте. Причины бывают очень разными.

«Случается, что мать вышла снова замуж, а у детей с отчимом контакт не складывается. И тут мать встает на сторону мужа, - продолжает Синисаар. – В результате конфликта ребенок вместо школы бродит по улицам. Дети здесь нуждаются в стабильной поддержке. Иной раз они проводят у нас в приюте несколько лет. Важно дать им возможность в такой трудный момент оказаться вне дома. И у нас накоплен немалый положительный опыт, когда дети затем возвращаются в семью и налаживаются нормальные семейные отношения».


Нет сменки – нет школы

Но причиной разлуки со школой может стать и самая обыкновенная нищета. «Я спросил у одного мальчика в нашем центре, почему он не ходил в школу? – рассказывает Синисаар. – Мальчик сказал, что у него нет сменной обуви. Дело в том, что руководитель школы собственноручно проверял на входе наличие сменной обуви и сказал мальчику: «Иди домой и скажи маме, чтобы она купила тебе сменную обувь!». Но у матери были серьезные проблемы и ничего она купить не могла. Мальчик не захотел снова переживать такое унижение и больше в школу не пошел. Мы постарались помочь семье материально, но ребенок все равно отказывался посещать школу, потому что из-за отношения директора и учителей чувствовал себя там плохо. В конце концов, в школу пошел работник службы защиты детей, поговорил с руководителем и учителями, они поняли ситуацию и попросили мальчика вернуться».

За проблемами подростков зачастую стоят их родители, уверен Синисаар: «У нас есть родители, которые сами недоучились и образование ни в грош не ставят. Такие не закончившему основную школу ребенку говорят: «Чего ты за партой штаны просиживаешь? Иди, работай, деньги зарабатывай!» Что после этого происходит с детской психикой!»

Очень многие подростки, отмечает Мярт Сультс, увлекаются жизнью «коммуной». Из проведенного недавно исследования выяснилось, что в Таллинне, к примеру, у 2% детей в возрасте обучения в основной школе оба родителя работают за границей, а дети живут самостоятельно. А где есть место, там и собираются. Возникает благоприятная почва для возникновения «увлекательных» идей, а школа отходит на второй план.

«Когда маленькая, но считающая себя большой личность чувствует, что никому не нужна, она начинает тихо угасать, - комментирует Сультс. – Мать и отец – самые большие друзья ребенка. И если их нет, то их место занимают друзья-подруги, а если и их нет, то уже все равно, с кем общаться. Увы, но дело в том, что без желания и мотивации ребенку из такого состояния не выкарабкаться».

Синисаар тоже придерживается мнения, что для возвращения ребенка на школьную стезю нужны огромное упорство, терпение и время. Необходимо особое внимание государства, которого на сегодняшний день просто нет. И проблема, скорее, нарастает. Особенно теперь, когда из-за сокращения государственного финансирования во многих школах не стало опорных специалистов, в частности, психологов. Так что, число «пропавших» детей имеет перспективу роста.

Мярт Сультс считает, что упростить ситуацию с поиском «пропавших» детей могли бы систематические проверки документов в торговых центрах и других местах скопления молодежи. Когда ребенок уже найден и взят на учет, он должен иметь возможность оказаться в государственном реабилитационном центре, где ведется обучение и детей возвращают к нормальной жизни.

«Система помощи должна быть более оперативной», - утверждает Урмас Садам из Таллиннского департамента образования, поскольку до оказания адекватной помощи ребенку приходится мотаться по различным комиссиям, надо заполнять бумаги, что может тянуться месяцами.

В Финляндии, к примеру, все организовано гораздо динамичнее. У нас процесс связан с излишней бюрократией, хотя в целом система реабилитации примерно та же. Но ребенок успевает за это время окончательно распроститься со школой. Да и у самоуправлений должно быть больше полномочий для принятия решений, если надо, даже за родителей, которые на это не способны, или тянут. В распоряжении самоуправлений сейчас только «амбулаторные» средства, подчеркивает Садам. Можно направить ребенка на прием к специалисту, семьи – на семейную терапию. А гораздо больше нужны те средства, которые использует Пеэтелевский центр – лагери, походы, выезды, трудовое воспитание.

Сейчас 90% несовершеннолетних, которыми занимаются комиссии, воспитываются в семьях, где нет отца, или семьях, где супруг матери часто меняется. Помощь психолога и других опорных специалистов в таких случаях особенно важна. Но их в школах больше нет, а значит и шансов, что проблема будет вовремя замечена, становится все меньше.


stolitsa.ee