Вход пользователей
Пользователь:

Пароль:

Чужой компьютер

Забыли пароль?

Регистрация
Меню
Разделы

Реклама











Сейчас с нами
416 пользователей онлайн

За сегодня: 0

Уникальных пользователей за последние сутки: 11343

далее...
Счетчики

Top.Mail.Ru
Реклама




Чтиво : Кто-то осудит... кто-то поплачет...
Автор: Milena в 01/06/2008 07:00:00 (3394 прочтений)



- Ну, все, папик, мне пора.
Шурка потянулась, как молодая рыжая кошка, и выпрыгнула из постели. Абсолютно голая, дьявольски красивая. Натянула красные стринги, колготки, белую водолазку прямо на голое тело, школьную клетчатую юбочку и жилетку.
- Малыш, останься. У меня есть еще два часа.
- Не-а, мне в школу.
Она забежала в туалет, в ванную, почистила зубы своей походной зубной щеткой и «Лакалютом», которые всегда носила с собой. Расчесала рыжие кудряшки, стянула их на затылке зеленой резинкой.

Далее...



Когда она вернулась в комнату, «папик» уже нехотя одевался. Пожилой дядька. Проплешина. Морщины на лбу. Под глазами – мешки. Вчера еще потухшие глаза сегодня светились почти юношеским блеском. Благодаря Шурке. Ее молодости и энергии.
- Малыш, ты из меня все соки выжала, - улыбнулся он.
- Правда? – она кокетливо улыбнулась. – А еще два часа хотел.
Они посмеялись, пока он натягивал брюки, а она запихивала в рюкзачок косметичку.
- Все, папик, ухожу, - Шурка чмокнула его в щеку и заискивающе заглянула в глаза. – Разве папик ничего не подарит своему малышу на память о бурной ночи?
- Прости, малыш, совсем забыл, - он стыдливо сунул в ее карман несколько зеленых бумажек.
- А еще вот это. Ты мне обещал, - наигранно-обиженно протянула она, выуживая из его кармана мобильный телефон.
- Малыш, а что я жене скажу? Это ведь ее подарок.
- Скажи – потерял.
- Я не могу, ты меня пойми.
- Фу, плохой папик. Больше не люблю этого папика. Найду себе нового, не такого жадюгу.
«Папик» вытащил симку и положил телефон в тот же карман, где уже хрустели зеленые бумажки.
- Хороший папик, любимый папик. Все, пока.
- Подожди, а поцелуй на прощание?
Он присосался к ее губам.
- Малыш, когда еще встретимся?
- Я позвоню.

Шурка вышла за дверь и смачно сплюнула на землю:
- Фу, козел старый!
На крыльце школы ее уже ждала Ира, подружка и одноклассница.
- Привет, Рыжик.
- Здорово, Ирка. Ты чего такая зареванная?
Ира шмыгнула носом и спросила:
- А что, так сильно заметно?
- А то нет. Смотри, глаза красные и губы как пельмени. Опять предки?
Ирка кивнула:
- Достали они меня своим воспитанием. Это не надевай, так не красься. С утра до вечера – уроки учи, в музыкалку ходи. Сегодня сказала – брошу эту музыкалку, на фиг она мне не нужна. Так мамаша такой скандал закатила. Я ей говорю, что на каратэ хочу ходить, а она мне – не женское это занятие.
- Дура ты, Ирка, радовалась бы, что о тебе заботятся.
- Хорошая забота. Тебе бы такую.
Шура сунула руку в карман и вытащила мобильник и деньги.
- Смотри, что у меня есть.
- Очередной папик?
- Ага.
- Не знаю, Рыжик, как ты можешь? Тебе не противно? – поморщилась Ира.
- Противно, но голодной и в тряпье ходить еще противнее. Я тут в бутике такие отпадные сапожки присмотрела. Серебристые, на вот такой платформе, а вот тут и тут прорези в виде змеек. Пойдем после уроков, покажу.
- Ага, после уроков, - на глазах у Ирки опять выступили слезы. – После уроков мне в музыкалку надо.
- Да забей ты на нее.
Подружки протиснулись сквозь толпу в школьном вестибюле и поднялись на третий этаж, в кабинет математики.

Класс уже жужжал, как улей. Пацаны гурьбились компаниями, девчонки шушукались по парочкам. Шура и Ирка уселись за свою предпоследнюю парту возле окна (благо они учились уже в десятом, и можно было садиться по собственному желанию, а не по приказу учителей).
- Рыжик, ты геометрию сделала?
- Ага.
- А у меня ничего не получилось. Дай гляну, - попросила Ира. Шура вытащила из рюкзачка толстую тетрадь и протянула подружке.
- Слушай, когда ты уроки-то делать успеваешь?
- А когда папики спят, - шепнула ей на ухо Шура. – Им много не надо, они уже старенькие. Пару палок и на боковую.
- Обалдеть.
- Интересно, сколько наша рыжая сегодня бабла срубила? – довольно громко спросил у кого-то Серый, Сережа Лохмачев, личность для Шурки мерзостная и отвратительная. Красавчик, любимец прыщавых восьмиклассниц. Пацаны загоготали.
- Рыжик, спокойно, - Ирка взяла подругу за руку. Но Шура уже выскочила из-за парты.
- Ты что-то сказал, пес?
Она смотрела на него снизу вверх, но смотрела так, что улыбка с его лица медленно сползла.
- Что молчишь? Только издали вякать умеешь?
- Ты чего, бешеная что ли?
- Еще раз ты в мою сторону что-нибудь квакнешь, пожалеешь. Ты понял? У меня бабла хватит заплатить тому, кто тебе морду в задницу превратит, - и гордо пошла на место.
- Ну, ты, Рыжик, и даешь!
Ирка лихорадочно списывала задачу, а Шура смотрела в окно. Нарочно отвернулась, чтобы никто не видел, как она запихивает в себя слезы.

- Ну что, идешь в музыкалку или в бутик? – подружки стояли на перекрестке. Уроки закончились, а до прихода иркиных родителей с работы еще три часа.
- Не знаю. Если мать узнает, что я прогуляла, мне опять влетит.
- Ну, как хочешь. До завтра.
- Пока.
Шура на ходу сняла с волос резинку, сунула ее в карман, вспушила освободившиеся золотые кудряшки рукой. Метров через десять ее догнала Ирка.
- Ты чего?
- Да ну ее, эту музыкалку. Пойдем сапоги смотреть.
Шура любила этот магазинчик больше всего. Цены здесь были не такие ломовые, как везде, зато товар привозили почти эксклюзивный.
- Вон они, смотри.
В окне магазинчика, искрясь на солнце, красовались изысканные серебристые сапожки.
- Класс, правда? – засмеялась Шура, глядя на завистливое лицо подруги. Они еще несколько минут полюбовались сапожками с улицы, а потом зашли внутрь.
В помещении было тепло и пахло чем-то приятным. Наподобие ароматических свечей. Оглядевшись, девчонки и правда увидели в углу курящуюся тонкую свечку.
- Мелисса, - узнала любимый запах Шурка.
Вежливая девушка сняла с витрины заветные сапожки. Шура примерила, прошлась туда-сюда
- Ну как?
- Рыжик, здорово. Бери, не думай.
Шурка отсчитала несколько бумажек из тех, что дал ей «папик».
- Долларами берете?
Продавщица кивнула, проверила купюры на фальшивость и, улыбаясь, стала запаковывать покупку в коробку.
- Э, не надо. Я в них пойду!
Шурка сунула свои сапоги в пакет, надела свое серебристое сокровище, и они с Иркой зашагали по улице.
- Глянь, как на тебя оборачиваются, Рыжик!

- Это дело надо обмыть!
Шурка забежала в ближайший магазин, купила по банке крепкого пива, и они устроились в парке на скамеечке.
Апрель был теплый. Ручьи звенели повсюду, снега почти нигде не осталось. В парк выползли мамаши с детьми и колясками, пенсионеры, студенты и владельцы собак со своими питомцами. Солнышко пригревало, а на носу и щеках Шурки, как грибы после дождика, выступали веснушки.
- Рыжик, скажи мне, как это у тебя получается? – спросила Ирка, неумело затягиваясь «Парламентом-лайт».
- Что получается?
- Ну, папиков этих окручивать?
- Легко и просто. Они сами окручиваются. Мое дело лишь подмигнуть вовремя.
- Слушай, но это же еще надо знать, какой на девочек ведется, а какой нет.
Шурка засмеялась:
- Село ты, Ирка. Да эти дядьки от сорока пяти до шестидесяти ведутся практически все. Один из сотни только откажется от молоденькой девчонки.
- Да ну! Не может быть.
- Ну, или мне такие попадаются…
Они нежились на солнышке, потягивая пиво и попыхивая сигаретками.
- Хочешь, опыт поставим? – предложила Шура.
- Давай.
- Вон, видишь, на той лавочке мужик сидит? – Шурка показала на импозантного мужчину в черном пальто и белом кашне.
- Вижу.
- Сколько ему, думаешь?
- Полтинник точно.
- Правильно. А вон того видишь? – она кивнула в сторону мужичонки в задрипанной серой курточке и кепке.
- Угу. Тоже полста.
- Угадала. Вот наблюдай и за тем, и за другим.
Она встала со скамейки и неспешно пошла по гравиевой дорожке. Сначала мимо задрипанного. Нарочно уронила фантик от жвачки, нагнулась, подняла, одернула клетчатую юбочку и продефилировала дальше, к дядечке в кашне. Возле того замешкалась, вроде как застегивая молнию на сапоге. И так же медленно вернулась на свое место.
Ирка давилась от смеха.
- Рыжик, отпад! Они чуть шеи себе не свернули. И один, и другой.
- Что и требовалось доказать. Только… я ведь ни с тем, ни с другим не пойду.
- Почему?
- Потому, что у них на лбу написано – зарплата десять тысяч рэ в месяц. На фиг они мне нужны? А вон там, видишь, - Шурка показала на остановившуюся возле банка шикарную иномарку, из которой вышел пожилой подлысоватый мужичок, - вот с таким пойду. Потому что у него есть то, что мне от этих старых козлов нужно.
На мгновение иркино лицо исказила брезгливая гримаса, но она тут же спрятала ее за улыбкой.
- Рыжик, а тебе не кажется, что это проституция?
Шурка затянулась «Парламентом» и спокойно ответила:
- А это и есть проституция.
- И тебе не противно?
- Ир, у тебя родители – кто?
- Как кто? Люди.
- Вот именно. А у меня алкаши. Так что, закрыли эту тему, окей?

Шурка толкнула старую коричневую дверь в квартиру. Она скрипнула и нехотя открылась. Родители никогда не запирались на замок. Все равно брать в доме нечего, зато друзья-товарищи-собутыльники могут беспрепятственно зайти в любое время суток.
Шура брезгливо скинула с вешалки чью-то вонючую телогрейку и повесила на освободившийся гвоздик свою кожаную куртчонку. Прошла в комнату прямо в серебристых сапогах. Пара кошек метнулась под ногами. В квартире царил сумрак – остались только две исправные лампочки – на кухне и в ее комнате.
Мать сидела за столом. Опухшая, лохматая, с серым лицом и сальными волосами. Глаза плавали, как, впрочем, всегда. Старый ситцевый, выцветший от времени халат был небрежно запахнут на ее тощей груди.
- Пришла, - прохрипела она, сбрасывая пепел с беломора в пустую банку из-под сельди в томатном соусе. – Нашлялась.
- Я, между прочим, в школе была, - вяло огрызнулась Шура и стала вытаскивать из пакета продукты, купленные в супермаркете по соседству.
- Знаю я, в какой ты школе была, - продолжала ворчать мать. – Чему в этой школе учат? Трусы скидывать перед старыми пердунами?
Шурка промолчала. Пошла в свою комнату, переоделась в спортивный костюм – черные с белыми лампасами бриджи до колена и короткую курточку на молнии.
- Вырядилась, б…дь, - мать раздавила сигарету в пепельнице. Шура помыла картошку и стала ее чистить.
- Мать, ты бы хоть помойное ведро вынесла, - бросила она через плечо, - вонь стоит, аж блевать тянет.
- А ты не нюхай, прям принцесса какая выискалась, - пробубнила та, но все же взяла ведро и потащила его к выходу.
- Отец где? – крикнула ей вдогонку Шура. И получила ответ в рифму, уже с лестничной площадки.
Отец пробудился через полчаса, когда по дому разнесся запах жареной картошки. Выполз из комнаты в одних не слишком чистых семейниках, всклокоченный, вошел в кухню, распространяя вокруг перегарную вонь.
- Привет, доча, - хотел чмокнуть ее в щеку, но она увернулась.
- Есть будешь? – и, не дожидаясь ответа, Шурка наложила ему полную тарелку картошки с сардельками. Вернулась мать.
- Жрешь уже?
- Хоть дочь накормит.
- Ты лучше спроси ее, на какие деньги. Спроси, спроси…
Шурка вытащила из кармана сто рублей, протянула матери:
- На и заткнись.
Взяла свою тарелку и ушла в свою комнату – единственное чистое и уютное место во всем доме. Включила компьютер, купленный совсем недавно с рук, щелкнула мышью по иконке «Дневник» и застучала по клавиатуре.

«Еще один год, один год до Мечты. Один год терпения. Один год мерзких «папиков» и унижения. Ирка спросила меня сегодня: «Тебе не противно?» Эх, Ирка, знала бы ты, как все это отвратительно. Но разве тебе, маменькиной дочке, это понять? Тебе, Ирка, у которой есть нормальные родители, деньги, еда и шмотки. Тебе, которая не знает даже, как и где покупают хлеб, тем более, как его зарабатывают. Маленькая ты, Ирка. Дай Бог, чтобы и дальше ты оставалась в этом неведении, маленький, милый, наивный человечек».

- Какой ты классный! – Шурка сидела на коленках у очередного «папика» и томно обнимала его за толстую шею.
- Сладкая, сладкая девочка, - его губы дрожали от вожделения неожиданно ожившей мечты. Такую девочку он хотел уже много лет, видел ее во сне, искал среди толп старшеклассниц, на которых заглядывался тайком из тонированных окон своего авто. Именно такую, рыжую бестию, озорную, красивую, нахальную и кокетливую одновременно. И вот оно, счастье, упало на него, как снег на голову, когда он уже не ждал – не гадал. Выцепила его взглядом в толпе пожилых (фу, какое противное слово – пожилых, лучше говорить опытных) мужчин.
- Ты меня любишь, сладкая?
- Люблю. Конечно, люблю.
- Но я же намного старше тебя.
- Так это и замечательно. Зачем мне сопляки? Какой от них толк? А ты такой опытный, такой мужественный…
Ее слова – как бальзам на душу. Ее тело – как эксклюзивный музыкальный инструмент. Та старая и уже некрасивая женщина, которая считается его женой… разве можно ее поставить рядом с этой юной, прелестной нимфой?
- Спокойной ночи, папик, - прошептала Шурка, укладываясь головой на его грудь, поросшую седыми волосами.
- Спи, моя сладкая. Ты божественна. Восхитительна. Ты мой ангелок.
А Шурка тайком вытирала слезы и с нетерпением ждала, когда он уснет. Уже глубокой ночью она встала, осторожно зажгла ночник, посмотрела на безмятежное лицо спящего старика. На его губах до сих пор была счастливая улыбка.
«Как бы треснуть тебя по башке каким-нибудь поленом!» - подумала Шурка и отвернулась, чтобы прогнать навязчивую идею. Потом потихоньку оделась, скрутила волосы в ракушку, пересчитала подаренные «папиком» купюры. Обычно свой гонорар она получала с утра, но сегодня ей не хотелось ночевать с этим клиентом – этот был слишком стар, старше всех его предшественников. Она бы не смогла провести с ним всю ночь.
- Козел жадный, - процедила она сквозь зубы и засунула деньги в рюкзачок. Хотела было уйти, но взгляд ее упал на выпавшее из кармана старика портмоне. Она неслышно открыла его и вынула несколько тысяч рублей и купюры евро. Повертела в руках пластиковую карту, но положила на место – все равно не воспользоваться.
- Сладкая, ты что делаешь?
Шурка вздрогнула от его голоса, но крепко сжала в руках банкноты. Повернулась к нему и тихо, но отчетливо произнесла:
- Беру то, что мне принадлежит.
- Но ты уже получила свое, - в голосе «папика» задребезжали скаредные старческие нотки.
- За такие деньги, которые ты мне дал, с тобой не станет спать даже сорокалетняя баба, а уж молоденькая девочка тем более. Ты мне должен больше.
- Ах, ты маленькая сучонка!
С неожиданной проворностью он вскочил с кровати и бросился к ней.
- Стоять, пес! - воскликнула она. – Если я сейчас подниму крик, сюда сбегутся люди. Это же гостиница, не забывай. И я скажу всем, что ты меня изнасиловал. Медицинское освидетельствование это подтвердит. И ты пойдешь на старости лет зону топтать. Тебе пришьют не только изнасилование, но еще и мое несовершеннолетие. Так что помирать тебе придется в тюрьме. И даже если ты, пес, откупишься от суда, то от своей старой клячи жены ты уж точно не отвертишься. Так что подумай, прежде чем ко мне приближаться.
«Папик» застыл на месте. Голый старческий обвисший живот, седые волосы на груди, узловатые ноги… Шурку чуть не стошнило. Но ее цель была превыше всего. Ради ее достижения она должна все это терпеть…
- Хорошо, иди, - тяжело выдохнул он.
Шурка ушла, неслышно прикрыв за собой дверь.

- Рыжик, ты эктремалка, - Ирка слушала подругу с раскрытым ртом.
- Я вот что подумала. Ведь это неплохой способ заработать больше. Пока я несовершеннолетняя, они будут бояться вляпаться в уголовную историю и дадут мне столько, сколько я захочу.
- Если один раз тебе повезло, это не значит, что любой попадется на твою удочку. У них есть деньги, а деньги многое значат в этой жизни. Кто-то испугается, а кто-то тебя просто прибьет.
- Не прибьют. Пусть только попробуют, я живучая.
Они снова пили пиво на скамейке в парке. Только день уже не был таким солнечным. На небо набежали тучки, и к вечеру грозился пойти дождик.
- Ирка, а сапоги мои – полное дерьмо, - проговорила Шура.
- Почему?
- Посмотри, - она подняла ногу в серебристом сапоге. Кое-где кожа потрескалась, и набойка держалась на честном слове. – Подсунули кожзам, а я, дура, повелась.
Они помолчали, отхлебывая пиво и потягивая сигареты.
- Рыжик, а ведь мне мать запретила с тобой водиться, - вдруг сказала Ирка.
- Почему?
- Потому что у тебя родители алкоголики и отец бывший зэк.
- Ну и что? Они и раньше про это знали. Твоя мать даже жалела меня за это.
- И еще… кто-то сказал ей про тебя… ну, про папиков…
- Кто об этом знает?
- Шурка, об этом уже полгорода знает.
- Ну, с полгородом ты загнула. У нас пятьдесят тысяч населения.
- Это не так много, как кажется. Сама знаешь. Только что называемся областным центром, а на самом деле просто очень большая деревня.
- Ну и что теперь? Конец дружбе?
- Да ну, ты что! Я сказала предкам, что это все брехня про тебя.
- Спасибо, Ирка.
- Рыжик… ты бы это… все-таки прекратила… мне это тоже не нравится… - Ирка опустила глаза и стала что-то внимательно разглядывать на земле. Шурка молчала.
- Обиделась?
- Да нет. Такие, как я не обижаются, - она пожала плечами. – Ты же сама говорила, что я проститутка. Разве проституткам положено обижаться?
- Шур… Рыжик… ты что? Разве я так про тебя думаю? Я не называла тебя проституткой. Я просто говорила, что то, чем ты занимаешься, похоже на проституцию.
- Ну вот, видишь. Если я занимаюсь проституцией, то кто я значит? Ирка, может, тебе правда со мной не общаться? А то научу тебя черте чему. Да и мать тебя ругать будет.
Ирка ковыряла землю носком сапога. Смотрела под ноги, сопела. Потом, сглатывая слезы, проговорила:
- Нет, Рыжик, мы подруги. Насрать мне на все, что говорят.
Шурка обняла ее за плечи:
- Малыш ты мой наивный, люблю я тебя. Ты же мне как сестренка.
И обе разревелись.
- Рыжик, скажи, зачем тебе это надо?
- А я жить хочу, как человек. Не как мои родители. Ты знаешь, Иришка, какая у меня мать была? Я на фотографиях ее видела. Самая красивая во всей школе. Пацаны за ней стаями бегали. А она отца выбрала . Он старше ее был, уже в институте учился. Она школу с медалью закончила и сразу за него замуж вышла. Потому что забеременела. Ради меня все бросила. Когда я родилась, они ведь нормальные были. Отец на заводе главным экономистом работал. Все его уважали. У меня все было: игрушки, какие хочешь, книжки, конфеты, платья красивые. А потом на отца какие-то махинации повесили. Подставили. Знаешь, как это бывает? Директора, чтобы свои задницы прикрыть, крайнего находят. Вот мой папаша таким крайним и оказался. Загремел в тюрьму на восемь лет. А мать… что мать? Она за его спиной жить привыкла. Одна осталась. Пошла работать уборщицей, потом на бумажную фабрику кое-как пристроилась. Ну и пошло-поехало. Спилась. Я все это видела. И как с подружками пила, и как мужиков разных домой водила. И как жрать нечего было… А потом отец вышел, и они вместе… Их сломали, а я так не хочу. Я деньги коплю, собираю, чтобы после школы было, на что учиться. Я в Москву уеду. Я, знаешь, хочу в МЧС работать, спасателем.
Ирка плакала, уткнувшись в Шуркино плечо.

Шурка зашла в супермаркет, как всегда, за продуктами. Взяла корзинку, пошла по привычным проулкам магазина. На ней был совсем короткий сарафанчик на тонких бретельках. Лето. Жара под тридцать градусов. Июнь выдался знойный. Жара плавила и тело, и мозги, но расслабляться нельзя было – остался последний выпускной экзамен. Физкультура. Шурка нарочно выбрала физкультуру. В институте на физподготовку обращают особое внимание. Она уже ездила на предварительное собеседование. Преподаватели очень удивились, увидев среди абитуриентов девушку.
- Вы не ошиблись? Вам сюда? – спрашивали ее. Она уверенно отвечала:
- Да, хочу быть спасателем.
Одноклассники в тайне потешались над ее выбором. Учителя глядели с недоумением. А родителям было как-то все равно. Шура была спокойна. Все экзамены сданы на отлично. По физкультуре у нее всегда стояла твердая пятерка, ее результаты зашкаливали за пределы школьных нормативов. И на соревнованиях ей равных не было. Серебряная медаль была обеспечена. На золотую не потянула - историчка ни в какую не хотела ставить пятерку. Просто жила с ней в одном микрорайоне, где активно распространились слухи о том, чем занимается Александра Еремина в свободное от учебы время. Историчка, женщина моральная и высоконравственная, не могла смириться с мыслью, что девчонке-проститутке можно поставить «отлично». Впрочем, Шурку это нисколько не напрягало. Живи, историчка, со своей нравственностью и моралью, не кашляй!
Шурка подсчитала – денег хватает и на учебу, и на первое время проживания, и на квартиру. А потом как-нибудь выкрутится. В конце концов, это Москва. Есть где и на чем заработать. С «папиками» было покончено. Впервые за четыре года Шурка вздохнула с облегчением. Больше не надо было притворяться и переступать через себя . Больше не надо было себя презирать.
- Все, Ирка, я завязала!
Ирка по-детски радовалась. По этому поводу вместо пива купили шампанское и пили не в парке, а в загородном ресторане. Иркины родители уехали отдыхать в Турцию, а Ирка и Шура впервые ночевали вместе. Говорили полночи. Рассказывали друг другу все тайны и секреты. И не могли наговориться. Знали, что впереди – разлука. Ирка уезжала в Питер, к родственникам, поступать в медицинский.
- А знаешь, Рыжик, я ведь тебе в чем-то завидую.
- В чем же это?
- Ты самостоятельная. Независимая. А я маменькина дочка. Сама ни черта не могу. Все время под крылышком, под опекой. Самой хочется пожить, понимаешь?
- Дурочка ты. Радуйся, что у тебя это есть.
- Шур, а как это – с мужчинами? Приятно?
- А я с мужчинами никогда не была.
- А с кем же тогда?
- С клиентами.
- Ну, какая разница. Это же физиология. Физически приятно?
- Это, Ирка, не физиология. Это психология. Если психологически тебе противно, то и физически не может быть иначе.
- А у меня ведь никого еще не было . Я еще, представь себе, девочка. Целка.
- Фу, какое слово противное. Это называется девственница.
- Ну, девственница. Все уже нет, а я еще да. Даже толком не знаю, как это происходит.
- Узнаешь еще. Какие твои годы!
- Шур, покажи, а?
- Как я тебе покажу? Я же не мужик!
- Ну, женщины же друг с другом это тоже делают. Как это у них происходит?
Ирка опьянела от шампанского, несла, сама не знала что. Обняла Шуру за шею и стала целовать ее в губы.
- Ир, с ума не сходи. Я с девками не могу. Не притягивают.
- Ага, со стариками, значит, могла, а со мной не можешь? – Ирка обиделась и отвернулась к стенке.
- Глупая ты у меня. Давай лучше массаж сделаю?
- Давай.
Шура стала гладить Иркину спину. Та растянулась, как кошка, на кровати и мурлыкала от удовольствия.
- Знаешь, Ириш, чего я хочу?
- Чего?
- Встретить молодого, красивого, умного, доброго и влюбиться. Никогда не влюблялась, хочу до жути.
- И встретишь… и влюбишься… и на свадьбе еще погуляем… - и Ирка заснула.
Шура его встретила. В тот самый день, в расплавляющую и одуряющую жару. В супермаркете. В очереди.
Он стоял в форме курсанта. Молодой, высокий, красивый, как бог. Взглянул на нее, на ее рыжие кудряшки до лопаток, на тонкую талию, на сарафанчик с тонкими бретельками и догнал ее бегом, выйдя из магазина.
- Девушка, постойте… Девушка… Не подумайте ничего плохого. Я просто хотел узнать, как вас зовут.
Шурка посмотрела в его глаза, синие-пресиние и сказала:
- Александра… Саша… А вас?
- И меня Саша.

- Сдала? – Ирка пищала от радости. Последний экзамен, обществоведение, сдан на пятерку. Шурка с другого конца коридора показывала ей пять пальцев. Физкультура – на «отлично»!
- Ирка, все! Отмучились!!!
- Рыжик, я тебя обожаю!
По поводу окончания экзаменов в парке они вдвоем устроили пикник. Купили нарезного хлеба, сыра «Хохланд», дорогого красного вина. Наделали бутербродов. Валялись на траве под березами, счастливые и пьяные от свободы, солнца и любви. Любви ко всему миру, друг к другу, а Шурка – еще от любви к Сашке.
- Ирка, я его нашла.
- Кого?
- Того самого, молодого, красивого и умного. Помнишь, я мечтала? Помнишь, ты говорила – он обязательно будет?
- Помню, конечно! Я так за тебя рада, Рыжик!
- Иришка, значит, не зря я все это пережила? Значит, мечты все-таки сбываются?
- Рыжик ты мой, ты этого заслужила!
- Хочешь, я тебя с ним познакомлю? Хочешь? Он такой классный.
- А у тебя с ним уже было?
- Что – было?
- Ну, это… секс…
- Было. Офигительно! Я никогда не думала, что это такая эйфория!
- Шур, покажи мне его. Я хоть буду ориентироваться, каких мужиков выбирать надо. Ты же кого попало не выберешь. Я твоему вкусу доверяю.

Шура познакомила Ирку с Сашей на выпускном. Он пришел с большим букетом роз и подарил Шуре, когда она получала медаль и аттестат.
- Классный какой. Рыжик, я бы в него и сама влюбилась! – пищала Ирка. ..

- Шура… Не надо… - Саша отстранил ее от себя.
- Что? Что случилось? Я хочу тебя поцеловать.
- Не надо…
- Да никого здесь нет, никто не увидит!
Шура была удивлена. Весь вечер он почти не отходил от нее. Прижимал к себе, шептал на ухо:
- Ты у меня самая красивая. Рыжая моя, золотая. Самая лучшая. Я тебя хочу.
И вот теперь, когда они остались наедине друг с другом, Саша шарахается от нее, как от чумы.
- Я вообще не хочу больше тебя целовать.
- Почему?
- А ты не знаешь почему?
В груди у нее задрожало. Неужели кто-то…?
- Я не знаю.
- Такая, как ты, мне не нужна.
- Что я сделала плохого? Я не понимаю.
- Ничего плохого? А как же твои «папики»?
Никто, кроме Ирки, не знал, как Шура их называла.
Папики…
Ирка…
Сашка…

- Ах ты, мразота! – пьяная мать хлестала Шурку по щекам. – Мы тут с голоду дохнем. А ты там на миллионах сидишь…
- Мать, ты что? Какие миллионы?
- А я нашла… я нашла… в твоей комнате… Там, в углу, под диваном.. доллары… ты их где взяла? Украла?
Шурка бросилась в свою комнату. Полезла под диван, наплевав на дорогое выпускное платье. Достала жестяную коробку, в которой хранила все свои деньги. Пустая… коробка оказалась пустая…

Пустая коробка… душа пустая…
Какая жизнь – непростая…
Надежды… мечты… рухнули разом…
Ты – прокаженная… Ты – зараза…
Рельсы… шпалы… стучат колеса…
Никто не вспомнит… никто не спросит…
Кто-то осудит… кто-то поплачет…
Это уже ничего не значит…

© Людмила Крылова,

0
Seti
 SETI.ee ()
Вконтакте
 ВКонтакте (0)
Facebook
 Facebook (0)
Мировые новости