Жил в одном городе старый маг, известный на целую округу - да что там говорить! - во всём государстве дела его славные знали. Уважаемый был человек, потому как науку свою чародейскую хорошо знал, врачевал немного, а беды какой, напасти, от него ввек не видали.
Далее...



Много у колдуна того чудес всяких в доме было, диковинок разных, книжек мудрых, а золота, серебра да каменьев самоцветных - того без счёту. И было у него три сына - Ваня, Игнат да Егорушка, - умные, красавцы, но вот беда - без дару магического. Мать их, покойница, из простых людей была - видать, пересилила в детях её кровушка.
Собрался раз тот кудесник по делам волшебным за море, и говорит любезным сыновьям:
- Еду я за редкостями, для чародейных зелий своих, да за некоторыми колдовскими снастями, что в ходу у волшебников чужеземных... И потому наказываю вам жить без меня, не ссорясь, а за то привезу вам гостинцев, каких больше жизни желаете!

Вышел тогда старший сын, поклонился отцу в ноги, да и говорит ему первый:
- Государь ты мой батюшка! Привези ты мне чудо, привези диковинку, - меч булатный! Люди сказывают, будто есть такой - лёгкий, как пёрышко, гибкий, как струна, а любой доспех перерубить может...
Призадумался маг на сыновью речь и сказал потом:
- Ведаю я, есть один кузнец за морем, мастер отменный, да только свято секреты свои блюдёт. Кузница его в каменной горе, глубиной на три сажени, за тридцатью дверями, тридцатью хитрыми замками, - ни простым туда ходу нет, ни магам... Работа будет немалая, но для меня тут сложного нет.
Поклонился ему в ноги средний сын:
- Государь ты мой батюшка! Привези ты мне чудо, привези диковинку - шляпу с полями, без узоров, простую с виду - а оденешь её - враз невидимкою сделаешься, никто не разглядит.
Вздохнул отец и, подумав долго ли, мало ли, говорит:
- И здесь нет ничего тайного для меня. Из драконьих крыльев перепончатых шапка смастерена. Знаю, где искать.
Поклонился тут отцу в ноги младший сын, и говорит такое слово:
- Батюшка мой милый! Не вези ты мне диковинок, ни чудес каких, а привези мне карту старинную, самую древнюю на свете, по которой говорят, счастье своё можно найти!
Призадумался седой маг крепче прежнего. А, надумавшись, такое молвил:
- Ну и задал ты мне работу, потяжелее братьевых: карту старинную не хитро найти, да как же узнать мне, что древнее её нет на белом свете? Буду стараться, а на гостинце не взыщи.
И стал он собираться в путь далёкий, в дороженьку, посох волшебный взял, в плащ завернулся - и вся недолга.

Вот и ездит маг по чужим сторонам заморским, дела свои справляет, - секреты да хитрости чужеземные выведывает. Отыскал он гостинец для старшего сына, - проник тайно в пещерную кузницу, за тридцатью замками, да и вывез у мастера меч булатный, лёгкий да быстрый. Отыскал и для среднего сына гостинец - шапку-невидимку, только для меньшего, сына любимого, не может отыскать старинной карты, древнее которой на свете бы не было.
Находил он множество карт в архивах да библиотеках царских, королевских да султановых, только никто поручиться не может, что древнее той карты нет; да и сам он того не мыслит.
Вот едет маг своею дорогою, и до того задумался, закручинился, что сбился с пути, заблудился в тёмном лесу. Опомнился тогда он, посох свой засветил, а вокруг темно да ни звука: ни рёва тебе звериного, ни шипения змеиного, ни голоса птичьего...
Отчаялся седой маг, как видит: свет впереди, ярким пятнышком. Раздвинул ветки, а там - ручеёк мелкий, журчащий, а за ним - грот маленький, из камешков выложенный. И сияет в гроте том цветочек махонький, красоты невиданной - лепесточки, словно льда серебристого кружево, а тычинки - стрелы хрустальные...
"Эко, диво-растение! - подивился маг чуду такому, - привезу его младшему - всё, какой никакой, а гостинец".

Только подумал - сделал. Наклонился к цветку, да и сорвал его.
Враз поднялся ветер буйный, засвистела надрывно, зашумела стихия, блеснула молния безо всяких туч, зашаталась земля под ногами, и выросло перед ним чудище ужасное, страшилище звериное и заревело трубным голосом:
- Ты зачем цветок сорвал, отраду мою единственную, зачем красоту сгубил?!
Глядь, а цветок и впрямь завял, захирел совсем да поник... Растерялся маг, посох поднял с перепугу, защититься дабы - вырвало чудище волшебный инструмент и переломило, словно соломинку.
Бухнулся тогда в ноги перед чудищем, затрясся от раскаяния:
- Прости меня, не хотел я срывать чудо-цветка, да вспомнил о сыне младшем, о Егорушке... Обещал подарок ему привезти, гостинец!
Призадумалось тут чудище крепко, а после так молвило:
- Раз младший сын тебя в беду такую ввёл, ему и отвечать за содеянное. Нет больше цветов подобных... Но, говорят, растёт на Высь-Горе, на самой на вершине, цветочек аленький, ярко сияющий, днём солнце затмевает, а ночью луну превосходит. Дам тебе я карту старинную, древнее которой на свете нет, - путь на ней указан, через Долину Жизни и Смерти, к месту потаённому. Если принесёт сын твой младшенький диво алое, прощу тебя, а если нет - сгублю твой род, прокляну до седьмого колена!
С этими словами протянуло чудище, в лапе своей косматой, свиток пергаментный, красным сургучом запечатанный.
- И помни, - молвило на прощание, - ежели кто поймёт в карте этой силу да мысль потаённую - счастье своё найдёт, а нет - сгубит карта навеки, в могилу сведёт.

И пропало с этими словами страшилище, сгинуло. А маг глаза закрыл, вздохнул глубоко - и дома враз оказался. Всю энергию магическую, дабы переместиться, одним махом потратил. Да что делать, - посох-то верный окаянное чудище сломало!
Дома, после приёма радостного, застолья весёлого да гостинцами восхищения, отозвал сына младшего и рассказал про своё приключение, про беду. Карту отдал, ничего не утаил - все, как есть, поведал.
- Боюсь теперь, проклятие ляжет на головы наши, ибо не пущу тебя за цветком в чудо-даль неизвестную, карта эта - древнее нет, кто знает, куда путь по ней приведёт? Долго чудище цветка будет ждать, а зло причинить попробует - справимся как-нибудь, вот посох себе справлю заместо старого, да и разберусь с ним по-нашему!
Поклонился тут низко сынок младшенький, Егорушка, и молвил:
- Долго ждал я карту эту, отец, много о ней думал, людей выспрашивал. И не печалься за проклятие, ибо пойду я в путь за цветком аленьким, и тебе меня не отговорить!
Осерчал отец, рассердился крепко, запер сына в горнице, а для надёжности помещение сетью волшебной окутал, голубым туманом - не прорваться человеку простому за марево это чародейское.
Да только не знал отец, что в Егорушке талант один был, дар чудодейственный: мог он ночью в птицу превращаться, в филина - не говорил об этом отцу, не хотел, как батюшка, ремеслу волшебному обучаться, - кузнецом мыслил стать - по душе ему было с железом возиться.

Зажал свиток во рту, покрутился вокруг себя, обернулся филином ночным, да и пролетел в окно, через голубой туман - заклятие батюшкино только человеку преграда, никак не птице.
Долго летел филин во тьме ночной, а занялся рассвет полосой алой - опять в человека превратился. Сорвал печать сургучную, красную и, не без трепету душевного, карту старинную перед собой развернул.
Ох, и чудна была карта, ох и диковинна! По краю вязь имелась орнаменту дивного, непонятного - цветы самоцветные, невиданные, между собой переплетались, а меж ними языки пламени алого хоровод вели... Долго вглядывался в узор странный Егорушка, а сердце его всё быстрее стучало. Карта стародавняя свойство одно имела, удивительное: с того места, где раскрыта была, стрелками узорчатыми путь имелся указанный, к самой Высь-Горе недоступной. Одна дорога через Лес Людской шла, другая - через Болото Чарусово да через поле Дурмановое. Задумался Егорушка, какой же стороной идти: через Лес путь покороче был, да не лежала душа к нему...

Долго шёл, мало ли, только смеркаться стало, когда до Чарусы добрался. Глянул перед собой и видит: раскинулась перед ним поляна цветущая, густой, сочной зеленью заросшая, незабудками бирюзовыми усеяна, кувшинками пахучими белыми - так и манит отдохнуть на ней, понежиться... Только чуется Егорушке недоброе что-то в травяном ковре, будто беда какая под ним притаилась, - ещё старики сказывали - не доверяй красоте чарусовой... Так и лёг он рядышком, возле края самого, под сосенкой, руку под голову подложил да и забылся сном тревожным.
И видится ему, будто преисполнилась чаруса огнями бесовскими, - словно свечи кто зажёг да по кругу расставил, а посреди, на кувшинковом листу, девица сидит, на него смотрит. А хороша до чего ж! Волосы чёрные по спине и плечам раскинуты, на голове из незабудок венок, а тело голое, только бледное, прозрачное, и губы бледноваты... А глаза, ох, глаза - взгляд отвесть невозможно! И говорит девица жалобно:
- Скучно мне, одиноко и холодно... - а голос сладкий да тихий, печальный, - подойди же, Егорушка, не робей, изведаешь блаженство счастливое, всё в объятиях моих позабудешь... Приблизься ко мне, суженый мой, желанный...
Поднялся Егорушка на ноги, а сам глаз отвести от красавицы не может. И ступил бы на край чарусовый, запретный, как заяц из-под ног выскочил, - и откуда взялся-то?! - и прямо шасть к прелестнице болотной - да только не добежал зверь легконогий - накрыла его трясина обманная - ни всплеска, ни всколыха...
Опомнился тут Егорушка да и молвил твёрдо:
- Разгадал я красоту твою погибельную, болотница! Только не нужны мне обещания твои сладкие, - за цветком иду, аленьким, к Высь-горе - там судьба моя!
- Так и быть, - помолчав, согласилась девица, - раз устоял перед чарами моими - пропущу тебя за волю сильную... - махнула рукой на прощание и пропала. А с ней и чаруса исчезла, словно марь, растворилась.

Оглянулся Егорушка, а вокруг, куда ни посмотри, поле маковое, Дурмановое, тысячи цветов каплями росы сверкают, в лучах солнца утренних, словно кто рубины драгоценные рукой щедрою рассыпал. Вздохнул тогда Егорушка полной грудью, сделал в густую траву шаг, и почудилось ему, будто маки красные между собой шепчутся, разговаривают... Пригнулся тогда он, прислушался, - враз склонились к нему головки цветочные и зашелестели наперебой:
- Зачем тебе идти на Высь-гору, зачем цветок этот, аленький... Батюшка сам с бедою управится, волшебством защитится... А мы тебе дорогу к богатству укажем: из земли растём, знаем, где клады заветные закопаны да упрятаны - сокровища несметные, золото, серебро... Сможешь и дом себе новый выстроить, и кузницу справить, с горном да наковальней...
И шепчут так ласково, упоительно...
Совсем, было, Егорушка веки смежил, да тут вниз глянул, а там карта - из-за пояса выпала, пока речи сладкие слушал. И вспомнил, куда идёт да зачем, выпрямился резко, тряхнул головой:
- Не обманете, голоса медовые, окаянные, лестью своей не заманите! Чувствую сердцем я - милей всего аленький цветочек, что на самой вершине Высь-горы растёт - туда и путь мой ляжет.
Враз поблекли красные маки, пожухли и сморщились, и пропало поле Дурманово - будто и не было его вовсе, отродясь не существовало.
Протёр глаза Егорушка, смотрит, стоит перед ним гора, да такая высокая, что вершина её в облаках прячется, а склоны круты да резки - ни деревца, ни кустика, чтобы уцепиться - никак наверх не взобраться. И так Егорушка ходит, и этак - нет ему подсказки, как на гору вылезти.

И решил тогда ночи ждать, чтобы в филина превратиться - на крылья лишь надежду имел,
дабы на вершину подняться.
А когда луна на небо взошла, - обернулся птицею ночною, да и устремился вверх. Долго крыльями размахивал, устал очень, пока не долетел до самой вершины. Глядь, а во тьме, на самом горном венце, цветочек аленький сверкает: лепесточки у него, как пламени яркого язычки, тычинки - стрелы огненные... Подлетел филин поближе, хотел, было, цветок заветный сорвать, да не может никак, а человеком обернуться невозможно: нету места, где ноге встать. Так и летал во тьме всю ночь, а наутро к подножию опять спустился.
И на следующую ночь филином к вершине полетел, и на позаследующую, и так семь ночей, - да только смог на цветочек заветный лишь полюбоваться...
Запечалился Егорушка совсем, да и крикнул сгоряча, во весь голос:
- Эх, да как бы мне цветочек аленький сорвать, чудищу принести?! Как семью свою из беды вызволить?
Только молвил это, как закряхтела, задрожала Высь-гора, изошла вся трещинами, да и разошлась немного, нутро своё обнажая.
Перекрестился Егорушка, да и шагнул в дыру тёмную, а там - пещера. Только вошёл, как вспыхнула огнями она, засветилась - стены все изумрудами да рубинами изукрашены, один другого ярче сверкает, пол рисунчатый, каменный, и узор на нём, ну точь-в-точь, как на карте!
- Это ты меня, молодец, тревожишь восьмой день?! - ухнула гора громовым голосом.

Испугался Егорушка, а виду не подал.
- За цветком пришёл, - говорит. - Нужен он мне больше жизни, чудищу его должен отдать, чтобы беду от батюшки отвести...
- А знаешь ли ты, молодец, - громыхнула гора, - что навеки судьбою с тем связан будешь, кому цветочек этот преподнесёшь?
- Догадался уж, - буркнул Егорушка, - значит, судьба моя такая... Только чую - верно делаю. Сердце подсказывает.
- По нраву ты мне, сердешный, - загрохотала гора, и стены пещерные пуще прежнего затряслись, - получай тогда, что заслужил!
И как молвила это гора-хозяйка, потемнело на миг, будто свет белый совсем пропал, да тут вновь воссияло. Глянул Егорушка перед собой, а посреди пещеры девица стоит, голая совсем, лишь волосами золотыми длинными, до пят, прикрылась, а в руке цветочек аленький, - сияет, переливается.
- Здравствуй, Егорушка, - молвила, засмущавшись, - прости меня, что в виде таком стыдливом... Да только заколдовала меня чёрная колдунья, в чудище страшное лесное превратила, за гордость мою и собой любование... Ибо хотела я, чтобы долго меня женихи добивались, испытания всякие им устраивала, - ещё пуще зарделась девица. - И сказала чародейка злая: тогда вновь прекрасною станешь, кто не побоится из-за тебя через Долину Жизни и Смерти пройти, - через Болото Чарусово, дивной красавицы не возжелавши, да через поле Маковое - соблазнам не поддавшись...

Опомнился тут Егорушка, а то так и стоял, рот разинувши, плащ с себя снял да и укрыл им девицу.
- А если бы через Лес Людской пошёл? - спросил, а сам красавицу на руки подхватил да на свет белый вынес.
-А пошёл бы ты через Лес Людской - заблудился бы среди деревьев, ибо сосны да ели в нём - то заботы людские, каждодневные - не один человек среди них потерялся да ещё потеряется. Долго бродил бы, может, жизнь всю свою, и не пришёл бы ко мне...

Ох, и радостно же было возвращение! Отец с братьями насмотреться на них не могли, всё расспрашивали - пир устроили, всю округу созвали, медовухи, пива наварили, - долго ещё праздник весёлый люди помнить будут!
А невестушка - колдуньей оказалась, от известной волшебницы род свой вела, знаниями тайными да заклинаниями сложными владела. Как прознал про это, прослезился старый маг - нет, не сгинет род их волшебный - дождётся ещё он внуков, силой магической одарённых!
А карту древнюю в сундук подальше упрятали, на случай, если кому опять понадобится - любовь настоящую найти.


© Copyright Щерба Наталья