Мадам Бляншар, шестидесяти одного года от роду, встретилась в кафе на Boulevard des Italiens [Итальянский бульвар (фр.)] с бывшим подполковником Иваном Недачиным. Они полюбили друг друга. В их любви было больше чувственности, чем рассудка. Через три месяца подполковник бежал с акциями и драгоценностями, которые мадам Бляншар поручила ему оценить у ювелира на Rue de la Paix [улица Мира (фр.)].




- Acces de folie passagere [припадок временного безумия (фр.)], -
определил врач припадок, случившийся с мадам Бляншар. Вернувшись к жизни, старуха повинилась невестке. Невестка заявила в полицию. Недачина арестовали на Монпарнасе в погребке, где пели московские цыгане. В тюрьме Недачин пожелтел и обрюзг. Судили его в четырнадцатой камере уголовного суда. Первым прошло автомобильное дело, затем предстал перед судом шестнадцатилетний Раймонд Лепик, застреливший из ревности любовницу.

Мальчика сменил подполковник. Жандармы вытолкнули его на свет, как выталкивали когда-то Урса на арену цирка. В зале суда французы, в небрежно сшитых пиджаках, громко кричали друг на друга, покорно раскрашенные женщины обмахивали веерами заплаканные лица. Впереди них - на возвышении, под мраморным гербом республики, - сидел краснощекий мужчина с галльскими
усами, в тоге и в шапочке.
- Eh bien, Nedatchine [итак, Недачин... (фр.)], - сказал он, увидев
обвиняемого, - eh bien, mon ami [итак, друг мой (фр.)]. - И картавая, быстрая речь опрокинулась на вздрогнувшего подполковника.
- Происходя из рода дворян Nedatchine, - звучно говорил председатель, - вы записаны, мой друг, в геральдические книги Тамбовской провинции...
Офицер царской армии - вы эмигрировали вместе с Врангелем и сделались полицейским в Загребе... Разногласия по вопросу о границах государственной и частной собственности, - звучно продолжал председатель, то высовывая из-под мантии носок лакированного башмака, то снова втягивая его, -
разногласия эти, мой друг, заставили вас расстаться с гостеприимным королевством югославов и обратить взор на Париж... В Париже... - Тут председатель пробежал глазами лежавшую перед ним бумагу, - в Париже, мой друг, экзамен на шофера такси оказался крепостью, которой вы не смогли
овладеть... Тогда вы отдали запас неизрасходованных сил отсутствующей в заседании мадам Бляншар...

Чужая речь сыпалась на Недачина, как летний дождь. Беспомощный, громадный, с повисшими руками - он возвышался над толпой, как грустное животное другого мира.
- Voyons [ну вот (фр.)], - сказал председатель неожиданно, - я вижу со своего места невестку почтенной мадам Бляншар.
Наклонив голову, к свидетельскому столу пробежала, трясясь, жирная женщина без шеи, похожая на рыбу, всунутую в сюртук. Задыхаясь, подымая к небу короткие ручки, она стала перечислять названия акций, похищенных у мадам Бляншар.
- Благодарю вас, мадам, - перебил ее председатель и кивнул сидевшему налево от суда сухощавому человеку с породистым и впалым лицом. Слегка приподнявшись, прокурор процедил несколько слов и сел, сцепив руки в круглых манжетах. Его сменил адвокат, натурализовавшийся киевский еврей.
Он обиженно, словно ссорясь с кем-то, закричал о Голгофе русского офицерства. Невнятно произносимые французские слова крошились, сыпались у него во рту и к концу речи стали похожи на еврейские. Несколько мгновений председатель молча, без выражения смотрел на адвоката и вдруг качнулся
вправо - к иссохшему старику в тоге и в шапочке, потом он качнулся в другую сторону к такому же старику, сидевшему слева.
- Десять лет, друг мой, - кротко сказал председатель, кивнув Недачину головой, и схватил на лету брошенное ему секретарем новое дело.

Вытянувшись во фронт, Недачин стоял неподвижно. Бесцветные глазки его мигали, на маленьком лбу выступил пот.
- T'a encaisse dix ans [тебе дали десять лет (фр.)], - сказал жандарм за его спиной, - c'est fini, mon vieux [все кончено, дружок (фр.)]. - И, тихонько работая кулаками, жандарм стал подталкивать осужденного к выходу.