В 1936-1938 гг., в рамках созданной во время Великой Депрессии государственной программы занятости, американские журналисты взяли интервью у 2300 престарелых бывших рабов-афроамериканцев. Вот одно из них: - Милочка, у негров сейчас нет хороших манер, и они не умеют прислуживать белым. Я помню дни, когда я была домашней прислугой. В хозяйском доме нас было шестеро: я, Сараи, Лу, Хестер, Джерри и Джо. Как нам всем тогда было хорошо! Я обслуживала стол в углу с десертами. Джо и Джерри обслуживали стол, и они ни к чему не прикасались руками, а все несли на подносе. Ах! Хорошие тогда были деньки. Далее...

Мой хозяин был хорошим человеком, он хорошо относился к своим рабам, и хотел их оставить своим детям. Нам взрослым было трудно не пускать цветных детей в столовую, где ел хозяин; они туда забирались и стояли у его стула, и когда он доедал, он и им давал еду на тарелке, и они усаживались на полу и ели. Но милая моя, не все белые так хорошо относились к своим рабам; я видела, как несчастных негров чуть не разрывали на куски собаки, и били кнутом потому, что они не слушались белых. Но слава Богу, мои хозяева были хорошими людьми, и доверяли мне; у меня были все ключи от дома, и я прислуживала хозяйке и детям. В субботу вечером я раскладывала чистые вещи на стульях, а в воскресенье утром забирала грязные, и им ничего не нужно было делать. В поле я не работала: хозяин не выращивал хлопок; я впервые увидела, как растет хлопок, когда уже стала свободная.

Эх, милая моя, я умела стирать, гладить, вязать и ткать, Господи помилуй. Я заканчивала работу по дому и ткала по шесть-семь ярдов ткани. Я стирала, гладила и прислуживала четвертому поколению его семьи. Я научила детей стирать, гладить, ткать и вязать. Жаль, что я не могу этому научить нынешних детей; если бы они позволили мне обратиться к ним, я бы им сказала побольше уважать своих матерей и своих белых, и говорить: "Да, сэр" и "Нет, сэр", а не просто: "Да" и "Нет".

Я никогда в жизни не попадала в неприятности. Я никогда не была в суде, и не была свидетелем. Я даже шоу никогда в жизни не видела до прошлого года, когда к нашему дому приехало шоу с фонарями.

Я всегда старалась ко всем относиться, как к родным, и показывать хорошие манеры, и Господь меня уберёг. Когда мой дом сгорел, белые мне помогли, и вскоре никто бы и не сказал, что что-то случилось.

Но милая моя, эти хорошие деньки ушли, и больше не вернутся. Господи помилуй, когда мы жили у Джонсоновского причала на речке, туда приходили пассажиры, чтобы сесть на пароход, и мы никогда не знали, сколько готовить завтраков, сколько обедов, а сколько ужинов, потому что пароходы иногда опаздывали, а иногда спешили, и у нас всегда был полный дом. Я никогда не платила за проезд, потому что пока был жив капитан Джон Квилл, он всегда позволял мне плавать на своем пароходе бесплатно, куда бы я ни направлялась. Но какой смысл вспоминать те времена; они давно ушли, мир становится все злее, грехи все смелеют и смелеют, а религия все остывает и остывает.