Жестокий XX век разогрел нулевую пассионарность Эстонии, превратив ее в доходный перекресток между Россией и Европой

Сияя улыбкой, российский путешественник заходит в чудесный таллиннский отель, недавно перестроенный из старой советской мануфактуры по последнему слову постиндустриальной эпохи. Еще более ослепительной улыбкой его встречает очаровательная эстонская девушка за стойкой администрации. «Здравствуйте!» - немного смягчая звонкие согласные (на всякий случай), приветствует ее российский путешественник и застывает с чемоданом в руке - очаровательная эстонская девушка молчит, как шпион, при том что улыбка не сходит с ее лица. Пауза не может длиться долго, ее, по идее, должна заполнить встречающая сторона, но эта самая сторона не подает никаких признаков коммуникации. Выручает английский, реакция на который впечатляет своей молниеносностью. Но, как говорится, осадок остался. далее....

Что это было, путешественник еще не знает - то ли ему дали понять, что на русском языке с ним разговаривать не будут принципиально, то ли жемчужина эстонского генофонда и впрямь не знает языка, на котором разговаривает четверть населения ее родной страны. Путешественник, приехавший в Таллинн спустя четверть века, просто понимает, что он вернулся в совершенно другой мир - эмоционально более комфортабельный, но все же менее уютный, более закрытый и отчасти даже немного враждебный, хотя логически более правильный.


Пир умеренных

«Парламент у нас мирный, никто ни с кем не ссорится, депутаты разговаривают вежливо, - с удовлетворением констатирует депутат Рийгикогу (эстонского парламента) от Центристской партии Владимир Вельман. - Например, по такой острой для Эстонии проблеме, как реформа образования, у нас практически полный консенсус. В отличие от наших соседей мы не спешим с этим вопросом». Ему вторит, через фразу перескакивая с эстонского на русский и обратно, председатель комиссии по европейским делам, депутат от Реформистской партии Рейн Ланг: «Националистические партии, как эстонские, так и русские, провалили все последние выборы. И это, пожалуй, главный итог эстонского парламентаризма последнего десятилетия».

Это достижение - не столько даже политическое, сколько общественное - и вправду впечатляет, если взглянуть на соседние Балтийские страны - Латвию и Литву, перманентно сотрясаемые громкими скандалами и политическими баталиями на почве межэтнических отношений. (Поразительно, но при всей схожести исторических коллизий, которые постигли балтийские республики, современная ситуация в них зеркально противоположная - экономически, политически, социально между русской и эстонской общинами царит полная лояльность, зато на бытовом уровне в той же Латвии русские чувствуют себя намного комфортнее.)

«Объяснение в общем-то простое, - по-деловому уверенно говорит другой член Рийгикогу и председатель Городского совета Нарвы Михаил Стальнухин, - люди голосуют за тех, кто, как им кажется, может решить их реальные проблемы - с жильем, работой, зарплатой. А другая причина - спрос на центризм». Последнюю фразу Михаил Стальнухин подтверждает документально данными независимых опросов относительно грядущих в Эстонии первых выборов в Европарламент - на политической эстонской кухне полным ходом идет пир умеренных.


Равнодушная изнанка

У молодого русского рабочего Сергея, занимающегося реконструкцией средневекового купеческого дома в старом Таллинне, находится еще более простое объяснение: «Да всем просто по барабану. Народ живет параллельно, русские в своем мире, эстонцы - в своем. И никто никому не мешает». Таллиннский пролетарий эффектно тушит сигарету о подошву ботинка и не ленится пройти двадцать метров, чтобы выбросить окурок в урну. Вернувшись, он меланхолично замечает: «Чего бухтеть-то, деньги надо зарабатывать». И словно пресекая излишнее туристическое любопытство, отрешенно принимается штукатурить многовековую стену, возведенную некогда каким-нибудь датчанином или немцем.

Российский путешественник, вроде бы согласный со всеми, чувствует в повальном благодушии какой-то подвох - это наше экзистенциальное «не все так безнадежно хорошо». Вот он, очаровательный старый Таллинн, еще со времен советского детства запечатлевшийся в сердце сказочной «зазеркальной» картинкой, вот его кривые улочки, кишащие восторженными туристами со всей Европы, вот неизменно вежливые автомобилисты, которые - не то что наши! - пропустят зеваку-пешехода, вот уютные бары и кафе, коих и в доперестроечные времена было немало, а теперь и вовсе не счесть, - и как тут не вспомнить студенческую молодость, когда, заплатив четыре рубля за плацкарту, можно было запросто сгонять на денек в советскую заграницу, выпить таинственный «Вана Таллинн» да побродить по брусчатым мостовым Вышгорода...

Все то же, да только теперь российский путешественник неожиданно обнаруживает - вернувшись спустя двадцать лет в этот город, он попал аккурат между двух и впрямь параллельных миров, в какую-то постмодернистскую трещину, имя которой политкорректная индифферентность.


И гласных долгота...

«Ошибка многих русских, которые приезжают сегодня в Эстонию, в том, что они приезжают в нее по инерции из СССР. И если вам вдруг стало трудно общаться с эстонцами, то поймите, что и им с нами было не очень просто, - обезоруживающе легко показывает дно этой трещины председатель еврейского клуба Sohnut Яна Аранович. - Потом, ведь надо учитывать эстонский темперамент. Думаете, эстонцы только с русскими неразговорчивы? Нет, с латышами точно так же. И с евреями. Но главное - они и между собой не шибко на контакт идут. Эстонцы вообще очень последовательны».

Я вспоминаю слова владельца придорожного ресторана «Белая лошадь» между Таллинном и Нарвой, который накануне столь же гостеприимно, сколь и немногословно угощал меня эстонским клюквенным вином (между прочим, необыкновенно вкусным!): «Хоро-оший сосе-е-ед - бога-атый сосе-е-ед».

«На самом деле все просто, - улыбается Яна, - если ты хорошо говоришь по-эстонски, то никаких проблем нет. А то, что у меня больше русскоязычных друзей, то только потому, что русские и евреи более общительны по природе». Вот они откуда, эти протяжные эстонские гласные! Заполнить паузы, пустоты речи, веками неторопливо (а куда торопиться?) растекающейся по ровной как стол эстонской земле. Да и с кем говорить на затерянном хуторе? С бедным соседом с другого одинокого хутора? Или с заносчивым немецким чиновником? И о чем? Веками идеальный собеседник эстонского крестьянина - меланхоличная корова, мирная бессловесная скотина, которая не предаст, не обидит, да еще и прокормит всю семью.

И если продолжать аллегории, есть у нас, у русских с эстонцами, одна уникальная степень родства - фонетическая - изумительный звук «Ы». Как бы этот звук ни прятался у эстонцев на письме в латинском «о» с «финноугорской шляпкой», он все равно нам близок и мил. В нем и наша немая покорность судьбе, и, наша гордая отличность, и наконец, наша «непроизносимость».


Ничейный город

Парадокс! Столица Эстонии никогда не была эстонской в полном смысле слова. Старый город строили немцы и датчане, новый город - советская власть. В той же Риге, которая получала, теряла и заново обретала независимость одномоментно со своими балтийскими товарищами по несчастью, в первой половине ХХ века наблюдался колоссальный культурный прорыв, живым свидетельством которого до сих пор остается неповторимый рижский «югенд». Но модерн и ар-деко обошли Таллинн стороною. Город делится аккурат на средневековый Вышгород и советские микрорайоны, архитектурной прослойкой между которыми ныне выстраиваются постиндустриальные «стекляшки» офисных центров и универмагов - яркое свидетельство эстонского экономического чуда последних пяти лет. И как ни странно, эти суперсовременные, но абсолютно имперсональные строения нового времени - самое эстонское, что есть в Таллинне.

Любопытно, что эстонцы практически и не живут в старом Таллинне. Со своей Ратушной площадью, многочисленными шпилями лютеранских соборов, добротными домишками, которые уже больше трехсот лет улыбаются прохожим ржавыми скобами перетяжек, а также гулкой брусчаткой мостовых и прочим урбанистическим антиквариатом старый Таллинн только для стороннего наблюдателя и чиновника ЮНЕСКО представляется символом Эстонии. Для самих эстонцев некогда искусственно созданный город - скорее туристическая витрина. Они просто приезжают из спальных районов сюда на работу - обслуживать путешествующий люд. Недвижимость в исторических кварталах последовательно скупают финны, обретшие в лице Эстонии то ли младшую сестру, то ли падчерицу, и сдают ее своим же соотечественникам, которые ведут здесь активный бизнес. Получается, что идеальным результатом всех исторических пертурбаций этот город выбрал для себя многозначительную ничью - в полном соответствии с мирным, но неуступчивым эстонским характером.


Три вопроса - шесть ответов

В характере этом для постороннего всегда будет нечто непостижимое, что, впрочем, делает эстонский этнос только привлекательнее. Вот молодой человек раздает на улице политические листовки. «Простите, вы за какую партию агитируете?» - «О! Не-ет, мы не агити-ируем». - «Но вы представляете какую-то партию?» - «Да-а, конечно». - «То есть не просто так на улицу вышли?» - «Не-ет. Просто». - «Но ваша партия тоже участвует в выборах в Европарламент?» - «Да. «Pro partia» - «А-га, вы, если не ошибаюсь, против Евросоюза?» - «Конечно, про-отив». Молодой человек, показывая всем видом, что политический ликбез окончен, отходит в сторону. Но через несколько мгновений он неожиданно поворачивается и убедительно произносит: «Не-ет. Мы за-а Евросоюз. Коне-ечно, мы за-а-а-а!»


На крыльях свободы и воли

«Политики сами еще не знают, что они будут делать в Европарламенте, - смеется директор Общественного эстонского телевидения Айвар Рууссаар. - Просто там зарплаты очень хорошие по сравнению с нашими. Вот они и рвутся туда. А мы все это шоу показываем. Инфотеймент. Новый жанр».

Вступление в Евросоюз и почти одновременно в НАТО, безусловно, поставило жирную точку на прошлом Эстонии. Учитывая тот эмоциональный и политический background, который в итоге заслонил многие экономические проблемы этого события, точка получилась слишком жирной. Настолько жирной, что против вступления в Евросоюз выступили многие эстонские националистические партии. Только, понимаешь, обрели суверенитет, только привыкли к своим - как никогда родным! - деньгам, и тут на тебе - опять строем во франко-германский рейх. А как же эстонская идентичность? Была ли она, успела ли сформироваться? Или эстонцы так и останутся суррогатным государством, эпигоном Дании и Финляндии? А уж насчет экономики даже сторонники Евросоюза не питали иллюзий - не успев набрать ощутимого веса, она понесет заметные потери. Только разогнались - и на тебе, все под копирку из Брюсселя...

«А знаешь, кто первым сказал, что Европа будет единым государством?» - лукаво вопрошает меня Виктория Пунга, старший эксперт Министерства обороны Эстонии по вопросам НАТО. Мы сидим в шумной таллиннской таверне, и наши голоса все время заглушают неистовые песнопения финских туристов, восторженные вопли шотландцев и залихватский русский смех. «Ты сама этого не знаешь! - гордо отвечаю я натовскому эксперту. - Виктор Гюго, лет эдак сто тридцать тому назад. И станет Европа единой, и полетит она как птица, и одним крылом ее будет воля, а другим - свобода».

Оказывается, этой молоденькой девушке, успевшей совершить неплохую карьеру на волне объединительных перфомансов своей страны, совсем не по душе роль охранника восточных границ Европы. То есть Европа от Атлантики до Урала, как сказал де Голль, и раз уж Эстония вступила в НАТО, то теперь мы официально партнеры. «А неофициально?» - «У меня вообще много русских друзей. Я сама наполовину русская, родилась в православной деревне в Причудье, а отец у меня эстонец». За Эстонию можно быть спокойным - один из ведущих экспертов эстонского Минобороны наполовину русского происхождения, да к тому же по материнской линии. «И чем же ты занимаешься в качестве натовского эксперта?» - я позволяю себе более смелый вопрос. Но в ответ Виктория Пунга лукаво смеется и лаконично подводит черту: «No comments». Что ж, за Эстонию можно быть спокойным вдвойне.


Знакомьтесь - конкуренты

При всей умеренности и неторопливости эстонского бытия какая-то нервозность на бытовом уровне, обострившаяся в конце 1980-х, продолжает витать в экологически безупречном эстонском воздухе. «Все-таки - вы должны это понять, а мы должны это признать, - говорит экс-министр транспорта Эстонии, а ныне один из ведущих бизнесменов страны Райво Варе, - основной мотив нашего бегства в Европу был всегда страх. Мы и сейчас боимся Россию. Наверное, это глупо, наверное, это мешает нам вести бизнес, но этот страх еще долго будет сидеть в нас».

Страхи страхами, но как крупный эстонский бизнес видит новую экономическую стратегию своей потихоньку избавляющейся от комплекса неполноценности страны? Вообще, как я и предполагал, эстонские бизнесмены оказываются моими лучшими собеседниками в Таллинне. Не скрою, это было крайне приятно и отрадно, но в продолжительных беседах с ними поначалу звучало только два до безобразия скучных мотива. Один старый - «продать географию», то есть заработать на транзите, другой новый, но оттого еще более унылый - освоить евробюджет. Об эстонской молочной промышленности, загнувшейся под ударом нашего дефолта 1998 года, вспоминают уже без особых сантиментов.

«Разумеется, это скучно, транзит, брюссельские деньги, - говорит президент Североевропейского центра маркетинга и менеджмента объектов интеллектуальной собственности Людмила Ганс. - В общем, мы уже поняли, что нашим главным партнером и нашим же главным конкурентом будет Петербург. Кто выиграет с точки зрения логистики и инноваций, тот и получит все дивиденды. С европейской точки зрения мы представляем один экономический регион. Кто станет лидером в этом регионе, на того и будет ориентироваться Европа».

Забавно, конечно, все население Эстонии - пара районов Петербурга, но Таллинн уже переиграл экономически свою соседку Ригу, наверняка - тихой сапой - переиграет ее и в коридорах брюссельских технократов и, можно не сомневаться, оттяпает немало инвестиций у Петербурга. Более совершенная логистика, а также «бзик» на инновациях (тут эстонцам опять не дает покоя Финляндия с ее феноменальным прорывом в этой области) и глянцево привлекательная экология - вот те козыри, которые намерен использовать эстонский бизнес.

Тепло попрощавшись, Райво Варе уже было садится в свою «умеренно дорогую» машину, но неожиданно возвращается и бросает напоследок: «Знаете, чем мы отличаемся от российских бизнесменов? У нас никогда не было личных шоферов и никогда не было охраны. Скажете, пустяк, а на самом деле это о многом говорит...» Я смеюсь, но не столько над ироничной и, в общем-то, верной ремаркой эстонского бизнесмена, сколько над этой симпатичной манерой эстонцев - закончив разговор, вернуться к нему на мгновение, чтобы поставить свою многозначительную точку.


Прощание по-русски

Последняя чашка кофе в гостиничном баре, рюмка клюквенной настойки, название которой мне не смог объяснить ни один эстонец, оплата телефонных счетов, про которые администрация отеля, если б я не напомнил, могла беспардонно забыть (потом прислали бы с процентами в Петербург!), и... Как сказать по-эстонски «до свидания»? Их «здравствуйте» и, разумеется, «на здоровье» я уже выучил, а вот с «до свидания» вышла заковыка. Что ж, попрощаемся, как поздоровались - по-английски. К удивлению, очаровательная девушка, до этого ни слова не проронившая по-русски, с неизменно блистательной улыбкой мелодично произнесла: «Спасибо. До свидания». С акцентом, конечно, но по-русски.

И потом всю дорогу обратно ты гадаешь, что это было - то ли попрощаться на языке бывших угнетателей для нее совсем не зазорно, то ли она для демонстрации гостеприимства выучила пару приличных русских слов. Понятно, что второе, но остаточная эмоция - вернуться в этот город еще раз, поблуждать в его постмодернистской трещине, может быть, оставить побольше денег, полюбоваться старинным парком Левенрюх - роскошным памятником садового искусства раннего барокко - и еще покормить лебедей в екатерининском парке Кадриорг... Есть в этом «ничейном» городе какой-то заманчивый неторопливый драйв, какой-то искус для любого путешественника - исходи его хоть тысячу раз вдоль и поперек, все равно, уезжая, тебя кольнет это чувство - чего-то главного ты не увидел, то, ради чего захочется вернуться в него еще раз. Даже с риском вернуться уже в новый мир.


ТАЛЛИНН
Тимофей ХМЕЛЕВ
«Эксперт. Северо-Запад»